По его словам, издатели требуют вещей, рассчитанных на эффект: «Correct & honest drawing is no longer wanted, complete designs are no longer in request, a „bit“ just covering an awkward corner of a page, is all that is required»
[128].
«The managers declare that the public require the representation of a public event or so and are satisfied if it is correct & entertaining, caring nothing for the artistic qualities of the work. I do not believe what they say. The only excuse you may accept is „dearth of good draughtsmen“»
[129].
После этого он обращается к художникам, говоря, что в наши дни, к сожалению, красота оттисков зачастую зависит не от рисовальщика, а от гравера. Он призывает художников не допускать подобных обстоятельств, а рисовать точно и энергично, чтобы гравер оставался тем, кем он должен являться, – выразителем идей рисовальщика, а никак не хозяином его работ. Далее следует вывод: горячий призыв ко всем сохранять любовь к своему делу и не позволять себе расслабляться.
В его голосе слышатся нотки упрека, и он говорит не без грусти, будто спорит с невыносимым для него равнодушием.
Свою речь он завершает следующими словами: «To you – the public – the art offers infinite pleasure & edification. For you it is really done. Therefore clamour loudly for good work and be sure it will be forthcoming»
[130].
Все сказано совершенно здраво, умно, честно. Его ораторская манера производит на меня такое же яркое впечатление, как некоторые письма Милле.
Меня это вдохновляет, и мое сердце наполняется радостью, когда я слышу нечто подобное.
Знаешь, очень жаль, что искусство, лучше всего подходящее для обычных людей, сейчас не вызывает интереса.
Если бы художники объединились для того, чтобы их работы (которые в конечном счете все же создаются для народа – по крайней мере, я считаю это высочайшим, благороднейшим призванием любого человека искусства) могли попасть в руки простой публики и были бы доступны всем и каждому, это принесло бы такие же результаты, каких достиг «Graphic» в первые годы своего существования.
В этом году Нейхейс, ван дер Вельден и несколько других художников создавали рисунки для журнала «De Zwaluw», который выходит раз в месяц и стоит 7,5 цента. Среди них есть и удачные, однако видно, что многие выполнены без должного старания (речь идет не о первоначальных рисунках, а о манере их воспроизведения), и ходят слухи, что журнал продержится не дольше своих предшественников. Почему же дела идут так плохо? Книготорговцы утверждают, что он не приносит дохода, и вместо того, чтобы его распространять, мешают этому.
А художники, по-моему, относятся к делу недостаточно серьезно. Ответ, который дает большинство художников здесь, в Нидерландах, отвечая на вопрос: «Что такое гравюра на дереве?», звучит так: «Это те вещи, которые можно найти в „Южно-Голландском кафе“». То есть они приравнивают их к напиткам. А их создателей, вероятно, к пьяницам.
А что говорят торговцы? Предположим, я отнесу кому-нибудь из них сотню набросков, которые мне удалось собрать, но, боюсь, в лучшем случае я услышу: «Неужели вы всерьез думаете, что эти вещи чего-то стоят?»
Моя любовь и почтение к великим рисовальщикам времен Гаварни и наших дней возрастают тем сильнее, чем ближе я знакомлюсь с их творчеством, к тому же я и сам изо всех сил стараюсь зарисовывать то, что ежедневно встречаю на улицах.
Причина, по которой я ценю Херкомера, Филдса, Холла и остальных основателей «Graphic», по которой они мне нравятся и будут нравиться больше Гаварни и Домье, заключается в следующем: последние смотрят на общество более язвительным взглядом, тогда как первые, подобно Милле, Бретону, де Гру, Израэльсу, выбирают такие же правдивые сюжеты, как Гаварни или Домье, но вкладывают в них более благородное и серьезное настроение. Полагаю, именно это следует сохранять.
Художнику не обязательно быть священником или сборщиком подаяний, но он должен относиться к людям с сердечной теплотой, и я, например, нахожу нечто благородное в том, что «Graphic» каждую зиму так или иначе поощряет людей сохранять чувство сострадания к беднякам. У меня есть оттиск Вудвилла, где изображена раздача талонов на торф в Ирландии, еще один – Стениленда, под названием «Помоги помогающим», с различными сценами в больнице, которой не хватает денег, «Рождество в сиротском доме» Херкомера, «Бездомные и голодные» Филдса и т. д. Я нахожу их еще более прекрасными, чем рисунки Бертолла и ему подобных в журнале «Vie élégante» или в других изысканных изданиях. Возможно, мое письмо покажется тебе скучным, но все, что я описал, вновь ожило в моей памяти. Я собрал и привел в порядок сотню своих этюдов, а когда покончил с этим, меня охватила тоска, и я было подумал: «Что толку?», но потом полные энергии слова Херкомера, который призывает не сдаваться и утверждает, что сейчас непременно следует возложить руку на плуг, очень благотворно на меня повлияли, и я подумал, что стоит вкратце поделиться с тобой содержанием его речи. Мысленно жму руку, верь мне.
Надеюсь на днях получить от тебя весточку; из дому пришло славное письмо.
288 (248). Тео Ван Гогу. Гаага, воскресенье, 26 и понедельник, 27 November 1882
Воскресенье
Дорогой Тео,
вчера у меня наконец выдалось время прочитать «Водопийц» Мюрже. Я вижу в этом произведении нечто столь же очаровательное, что и в рисунках Нантейля, Барона, Рокплана, Тони Жоанно: нечто остроумное, нечто яркое. И все же оно мне показалось очень традиционным, по крайней мере эта книга (остальные я еще не читал), и, по-моему, оно отличается тем же от, например, Альфонса Карра и Сувестра, чем Анри Монье и Конт-Кали отличаются от вышеупомянутых художников. А я стараюсь сравнивать только тех, кто принадлежит к одной эпохе.
Это произведение наполнено духом богемы (хотя подлинная действительность того времени в этой книге скрыта) и потому привлекло меня, хотя, на мой взгляд, ему не хватает оригинальности и искренности чувств. Вероятно, другие романы Мюрже, персонажами которых не являются художники, лучше этого – похоже, что образы художников вообще никогда не удаются писателям, в том числе и Бальзаку (его художники довольно неинтересны). Даже если у Золя Клод Лантье и правдоподобен – подобные Клоды Лантье, несомненно, встречаются в реальной жизни, – тем не менее нам хотелось бы видеть у Золя художников иной породы, нежели Лантье, который, как мне кажется, списан Золя с реального человека, далеко не худшего представителя того направления, которое, по-моему, называют импрессионизмом. А ядро художнического сообщества состоит не из таких людей.
