Порой у нас бывают ссоры, особенно когда я осмеливаюсь упрекнуть ее за ту или иную оплошность, которая уже долго нервировала меня, но о которой я предпочитал помалкивать. Назову, к примеру, починку одежды и шитье детского платья. Однако все заканчивается тем, что в один прекрасный день Син принимается за дело, и в этом смысле, как и во многих других, она стала вести себя гораздо лучше.
В самом себе я тоже должен многое изменить, ведь именно я обязан подавать ей пример в работе и терпении, а это чертовски сложно, брат: быть тем, кто исподволь служит примером другому. Я ведь и сам порой бываю не на высоте, и я должен стать лучше, чтобы пробудить в ней стремление к самосовершенствованию.
Мальчик чувствует себя прекрасно, девочка в прошлом часто болела и была лишена внимания.
Но малыш – это чудо жизнерадостности, и кажется, он уже сейчас готов противостоять общественным правилам и условностям. Например, насколько мне известно, всех детей кормят чем-то вроде хлебной каши. Но он решительно и безоговорочно ее отвергает: хотя у него все еще нет зубов, он может отгрызть кусочек от краюхи хлеба и с удовольствием ест всякую всячину, смеясь, агукая, издавая разные звуки, но, завидев кашу и тому подобное, плотно закрывает рот. Он частенько сидит на полу, на мешках или на чем-нибудь еще, в углу моей мастерской, гулькает при виде рисунков, но в остальном ведет себя тихо, потому что рассматривает висящие на стене работы. Ах, какой же милый малыш!
Между тем количество этюдов увеличивается – к твоему приезду, полагаю, ты, возможно, найдешь то, что подойдет для портфолио в твоей комнате; как бы то ни было, решай сам, ты прекрасно знаешь: все, что тебе понравится, ты можешь считать своей собственностью. Тем не менее этюды должны лечь в основу других вещей, и новые должны получиться лучше предыдущих. Впрочем, я сам пока не знаю, как именно.
Но я надеюсь, что ты сам увидишь их вновь.
Меня очень заинтересовало одно издание – «Le Salon 1883», это первый выпуск серии иллюстраций, некоторые чертовски хороши, и они напечатаны новым способом. Учитывая, что я сам в эти дни работаю типографской краской и литографским карандашом, я подписался на него, хотя у меня и так много расходов. Знаешь, я совершенно уверен, что некоторые мои работы могут хорошо получиться, если будут отпечатаны в этой манере, – в частности, те, где присутствует более насыщенный черный цвет благодаря использованию литографского карандаша и типографской краски; я также могу купить коричневатую сепию, которая часто встречается на вышеназванных листах.
Ладно, когда приедешь, может быть, нам удастся довести что-нибудь до ума.
Вероятно, я подробно напишу о различных вещах, которые вызывают у меня много вопросов, и тогда ты, например, покажешь эти записи Бюго, присовокупив к ним несколько моих этюдов, а тот, в свою очередь, сможет кое-что прояснить.
На днях прочел «Самца» Камилла Лемонье – невероятно талантливое сочинение, в манере Золя. Все описано именно так, как это происходит в природе, и подвергнуто глубокому анализу.
В витрине «Гупиль и Ко» я видел большую картину Фромантена с изображением схватки феллахов.
Видел также nouveautés
[160], но, возможно, не все. Мне вновь попался Жюльен Дюпре – о нем я писал тебе ранее, – там были две его вещи, которые не очень мне понравились и показались более заурядными, чем те, которые я видел этой зимой в одном иллюстрированном журнале.
Знаешь ли ты, что картину Раппарда на этот раз будут выставлять в Амстердаме?
Что ж, уже поздно, спасибо за деньги, я надеюсь, что «пришлю письмо» Раппарда не заставит себя долго ждать и что Х. в. Г. преуспеет в животноводстве.
До свидания, успехов во всем, особенно в том, что касается твоей дамы.
И все же до чего хорош Фромантен! Это искатель, способный в полной мере воплотить свой замысел, и работает он на совесть.
348 (288). Тео Ван Гогу. Гаага, воскресенье, 3 июня 1883
Дорогой Тео,
спасибо за твое письмо и то, что к нему прилагалось. Сегодня воскресенье, всю неделю я работал не покладая рук и наконец решил передохнуть и теперь напишу тебе обо всем обстоятельно, подробнее, чем писал в последнее время, когда меня многое отвлекало. К тому же моя потребность написать тебе возросла после того, как я узнал из твоего письма, что твои дела идут неважно, и я постараюсь, чтобы мое письмо получилось более задушевным, чем обычно.
Когда родители возражали против моей женитьбы из-за отсутствия средств, то, учитывая мои незначительные доходы, это было в какой-то мере справедливо, и, по крайней мере, я готов понять, почему они так рассуждали, и признать их правоту. Но когда сейчас они используют тот же самый довод в твоем случае, Тео, – притом что у тебя есть постоянная должность и приличный доход (кстати, более высокий, чем их собственный) – я нахожу это невероятно высокомерным и полностью греховным с их стороны. Если разобраться, священники – циничные материалисты и самые большие грешники в мире. Не тогда, когда они выступают с проповедями с кафедры, но в своей частной жизни. С нравственной точки зрения в некоторых случаях можно возражать против женитьбы, когда речь идет о том, что у человека отсутствуют средства к существованию, но, по-моему, этот довод тотчас теряет всякую нравственную подоплеку, когда реальное отсутствие средств к существованию никому не угрожает. И в твоем случае рассуждения о неминуемом отсутствии средств к существованию просто нелепы.
Если бы старик Гупиль начал рассуждать о нехватке денег, никто не ожидал бы ничего другого от богатого торговца, занимающего такое высокое положение.
Но то, что об этом говорят папа и мама, которые должны быть непритязательны и довольствоваться малым, я нахожу весьма скверным, и мне действительно стыдно, что они ведут себя так. Я бы хотел, чтобы мы могли наслаждаться покоем в нашем доме и ограничивали себя, а не гонялись за более высоким положением. И тратили бы наши жизненные силы на духовное развитие и человеколюбие, из принципа довольствуясь ничтожно малым.
Поэтому я расстроен, огорчен и ужасно разочарован тем, что родители сказали это.
Я бы сделал что угодно, хоть и не знаю что, лишь бы исправить это. Я хотел бы гордиться отцом, потому что он был настоящим бедным сельским священником, в прямом евангельском смысле этого слова, поэтому мне очень досадно, когда он опускается до того, что не соответствует «the dignity of his calling»
[161].
Полагаю, от отца вполне можно было ожидать, что, как только речь зайдет о спасении несчастной женщины, он вмешается и встанет на ее защиту именно потому, что она бедна и одинока.
То, что он не стал этого делать, очень большая ошибка, поступать так бесчеловечно, тем более для служителя церкви.
