Ядриэль с усилием открыл глаза и повернул голову.
Джулиан уставился в потолок, нахмурив лоб и вращая комок в руках.
– Я бы мог оправдаться тем, что я призрак, но я и при жизни не умел себя сдерживать, – признался он, не глядя на Ядриэля. Джулиан неловко поерзал в ожидании ответа.
– Вау, – сказал Ядриэль. – А ты не часто это делаешь, да?
Джулиан наконец повернулся к нему, нахмурившись.
– Делаю что?
Ядриэль усмехнулся:
– Извиняешься.
– Да иди ты! – процедил он, бросая комок в Ядриэля. Тот отскочил от его лба и приземлился на кровать между ними.
– Шучу, шучу! – настаивал Ядриэль, трясясь от смеха. Джулиан фыркнул, и Ядриэль заставил себя подавить смех.
Воцарилась долгая тишина, сопровождаемая плавным потоком музыки.
– С какой стати ты должен доказывать им, что ты брухо? – внезапно спросил Джулиан, хмуро уставившись в потолок.
Вопрос застал Ядриэля врасплох. Джулиан, вероятно, по-прежнему думал о том, что услышал из саркофага.
– С какой стати ты вообще должен кому-то что-то доказывать?
Ядриэль неловко поерзал.
– Так заведено и так было всегда. Чтобы они разрешили мне стать брухо…
– Тебе не нужно разрешение, чтобы быть собой, Ядз, – перебил он резким от раздражения голосом.
Ядриэль и сам был недоволен:
– Потому что…
– Ты ведь призвал меня – значит, у тебя есть силы брухо, верно? – продолжил он. Он снова взял комок и рассеянно завозился с ним. – Ваша Госпожа что, решает, кого считать мужчиной, а кого – женщиной? А как же небинарные персоны? Интерсекс-люди? Агендеры?
Ядриэля удивило, что Джулиан вообще знал эти слова.
– Я первый трансбрухо… – попытался объяснить он, но Джулиан прервал его саркастичным смехом.
– Нет, не первый.
– Первый!
Джулиан покачал головой и для большего удобства перекатился на бок:
– Да не может такого быть.
Ядриэль попытался возразить, но Джулиан прервал его:
– Не может такого быть, чтобы за тысячу лет вашего существования не родился ни один человек, который бы не вписывался в дурацкие гендерные рамки. – Джулиан звучал так убежденно, так уверенно. Обсидиановый взгляд встретился со взглядом Ядриэля. – Может, они прятались или сбегали, фиг их знает, но ты точно не первый, Ядз.
Ядриэль уставился на него.
Он не знал, что сказать. Он так долго жил в полной изоляции – с уверенностью в том, что он единичный случай, отброс, вызывавший всеобщую растерянность, – что никогда бы не подумал, что в их роду могли встречаться брухи, подобные ему.
Он ничего не ответил. Джулиан плюхнулся на спину, сжав комок ладонями:
– Видимо, магии лучше знать, да? – подумал Джулиан вслух. – Или Смерти – уж не знаю, кто у них там принимает решения. Ты провел церемонию и сумел призвать меня, так?
– Так, – сказал Ядриэль, все еще осмысляя предыдущее откровение.
Джулиан кивнул:
– Значит, ей пофиг. – Уголок его губ растянулся в ухмылке. – И ты не заморачивайся.
Ядриэль посмотрел на статуэтку Госпожи на алтаре. Конечно же, она знала – она видела, кем на самом деле был Ядриэль. Она дала ему понять это, когда благословила портахе. Но он никогда не задумывался о полностью забытой линии брух вроде него. Джулиан был прав: теперь ее существование казалось ему очевидным. Он не первый и точно не последний.
– Ну так что, – вернулся Джулиан в начало. – Почему этого недостаточно?
– Этого недостаточно для других брух, – возразил Ядриэль. – Они потребуют доказательств.
– Недостаточно для них или недостаточно для тебя? – спросил Джулиан, наконец взглянув на него.
Вопрос ударил его в грудь.
– Все сложно…
– Потому что – и я сейчас не пытаюсь отказаться от нашего уговора, – но если ты просто хочешь проявить себя перед ними…
– Но они же моя семья…
– Ну так пошли они к черту, если из-за них тебе приходится страдать! – рявкнул Джулиан.
Ядриэль метался между желанием защитить свою семью и признанием слов Джулиана. Но на первый план вышли усталость и раздражение. Он устал от борьбы на всех фронтах.
– Все не так просто…
– Вот возьми Флаку – то, что люди не видят в ней девушку, не значит, что она ею не является, – продолжил Джулиан. – То, что она не принимает гормоны и не «сходит» за девушку, не означает, что другие могут за нее решать, кто она такая. То же самое касается и тебя.
Щеки Ядриэля вспыхнули жаром.
– Ни хрена ты никому не должен, – сказал ему Джулиан, и в его темных глазах забурлил гнев.
Джулиан, бесспорно, был мудаком – резким, а порой и откровенно грубым, не проявляющим особого такта. Но по какой-то причине сердце Ядриэля все равно затрепетало в груди.
Он моргнул, глядя на Джулиана и не зная, что сказать. С его слов все казалось таким простым, таким идиллическим. В реальном мире все куда сложнее.
Призвать Джулиана, получить привязь в виде портахе и благословение Госпожи в виде золотого света – всего этого было недостаточно. Он должен был сделать все, что могут сделать мужчины, прежде чем просить брух принять его в сообщество. Он не мог допустить ни одной ошибки, до которой те смогли бы докопаться.
Он любил свою семью. Самое худшее, что они могли сделать, – это полностью от него отказаться. Он видел, как они обращались с ним и с тио Катрисом. «Если они узнают, чем я занимаюсь, до того, как я освобожу дух, – взволнованно подумал Ядриэль, – то изгонят меня навсегда – и даже папа не поможет».
Но как объяснить это Джулиану?
– Хотелось бы мне обменять свою семью на твою, – сказал Ядриэль со слабым смехом. За то короткое время, что ему удалось провести с ними, он понял, что, даже не будучи кровными родственниками, они – и особенно Джулиан – неистово оберегали друг друга.
– Я бы не обменял их на все деньги мира, – твердо сказал Джулиан.
Ядриэль улыбнулся. Он завидовал всем, кого Джулиан удостаивал своей пылкой преданностью – теплой и непоколебимой силой, защищавшей от любых невзгод.
– Они вроде норм.
Джулиан бросил на него испепеляющий взгляд.
Ладно, особого дружелюбия к ним никто не проявил, кроме Луки.
– Разве что Омар… сложный, – уступил Ядриэль.
– Это да. – Джулиан нежно ухмыльнулся, поигрывая со свисающим хвостом Пуркассо.
Ядриэль вспомнил все слухи, упомянутые подругами Марицы в школе, и бурную реакцию Джулиана.