Прежде чем он смог принять решение, дверь гаража распахнулась, и на кухню вошла Лита.
– Приготовлю поесть, – сказала Лита, подходя к плите.
В поле зрения появились тио Катрис и его папа – у каждого в руках было по большому ящику. Ядриэль застыл на месте, паника приклеила ноги к полу. Голос у него в голове приказывал бежать, но тело, словно пронзенное током, отказывалось двинуться с места.
– Куда это поставить? – спросил отец, стоя спиной к Ядриэлю.
Тио Катрис повернулся и тут же встретился глазами с Ядриэлем через плечо Энрике.
Удивление на лице тио Катриса сменилось замешательством. Прежде чем Ядриэль успел отреагировать, взгляд тио упал на портахе, зажатый в руке Ядриэля.
Сердце Ядриэля ухнуло в пятки.
Катрис увидел кинжал у него в руке. И наверняка сразу же понял, что это портахе.
Сначала лицо тио ничего не выражало – он, просто уставившись, смотрел на лезвие. Но затем…
Затем он улыбнулся.
– Поставь в гостиной, – скомандовала Лита, махнув рукой и ставя сковороду на плиту.
Энрике начал поворачиваться к гостиной, где, прилипнув к дверному проему, стоял Ядриэль, прижимая к себе портахе.
Ему конец. Папа увидит его с портахе и поймает с поличным.
Все подпрыгнули от громкого грохота.
Коробка, которую нес тио Катрис, выпала у него из рук. По кухонному полу рассыпались молитвенные свечи и копаловый ладан.
– Ай! – ахнула Лита, схватившись за грудь.
– Осторожно, стекло! – предупредил Энрике, когда под их ботинками захрустели осколки.
– Возьму метлу! – Лита бросилась в гараж.
– Ах, lo siento
[90], эрмано, – сказал тио Катрис, когда они с отцом Ядриэля наклонились, чтобы подобрать крупные осколки.
– Не волнуйся, у нас еще много, – успокоил его Энрике.
Выйдя из оцепенения, Ядриэль быстро спрятал портахе обратно в ножны.
Тио Катрис поймал его взгляд через плечо отца и подмигнул.
Ядриэля захлестнула волна облегчения и благодарности. Тио только что спас его задницу и при этом даже не рассердился из-за того, что у Ядриэля есть портахе. Не будет преувеличением сказать, что он гордился – таким взглядом Ядриэля не одаривали уже давно.
Он должен был догадаться, что тио Катрис встанет на его сторону. Он хотел рассказать ему все, но сейчас было не время.
Пока они подбирали осколки, Ядриэль выскользнул наружу и побежал к воротам, где его ждали Джулиан и Марица.
– Вот ты где, – вздохнула Марица, отталкиваясь от прутьев, к которым прислонилась. На ней были черный пуховик и узкие джинсы, а волосы были заплетены в две короткие французские косички.
– Господи, где тебя носило?! – возмутился Джулиан, вскидывая руки. – Я думал, что ты… Эй, что за улыбка?
Лицо Ядриэля расплылось в огромной ухмылке, а голова кружилась. Сердце было готово разорваться – так сильно оно колотилось в груди.
– Зашла моя семья, – выпалил Ядриэль, – и тио увидел портахе…
Марица выпучила глаза:
– Что?
– Упс, – сказал Джулиан, оглядываясь на дом.
– Нет-нет, все в порядке! – поспешил добавить Ядриэль сквозь безумный смех. – Они меня не спалили! Тио отвлек Литу и папу, чтобы я смог незаметно уйти!
Марица покачала головой, не веря своим ушам.
В то время как Джулиан ухмыльнулся:
– Класс!
– Думаешь, он правда не придал этому значения? – спросила Марица, нахмурившись. – И не расскажет твоему отцу?
– Нет, вряд ли, он меня не выдаст, – сказал Ядриэль. Джулиан просиял в ответ, но Марица была непривычно взволнованна. – Серьезно, Ица, – объяснил он. – Тио понимает меня, он единственный, кто…
На ее лице промелькнула обида.
– Кроме тебя, конечно! – быстро добавил он, нежно подталкивая ее.
– Ты собираешься ему все рассказать? – не унималась Марица. Ее аккуратно подведенные брови напряглись от беспокойства.
– Да, возможно. – Ядриэль пожал плечами. Было бы классно заручиться поддержкой хотя бы одного взрослого. Когда настанет время все рассказать отцу и Лите, будет здорово иметь тио на своей стороне. – Разумеется, не прямо сейчас, – добавил он. – Нужно добраться до школы, а потом заглянуть к Рио. – Ядриэль зашагал по улице, жестом показывая им следовать за собой. Его улыбка была такой широкой, что болели щеки.
Джулиан бросился вслед за ним, но Марица не двинулась с места, хмуро скрестив руки на груди.
– Наверное, ты прав, – наконец вздохнула она и последовала за ними.
– Видишь? Все налаживается! – сказал Джулиан. Когда он ухмыльнулся Ядриэлю, на щеках появились ямочки.
– И правда, – согласился Ядриэль с бешено колотящимся сердцем. Это был шаг в правильном направлении – шаг к тому, чтобы стать брухо и чтобы быть самим собой.
Он все еще испытывал прилив адреналина, когда зашел на первый урок. Он был в отличном настроении, а Джулиан – в еще более приподнятом. Ядриэль даже не стал возражать, когда Джулиан, сразу же заскучав на уроке математики, затеял небольшую шалость.
Джулиан подождал, пока мисс Костанцо не напишет задачи на доске, а затем, когда ученики занялись своими делами (то есть почти сразу же), он стер случайные числа, пока мисс Костанцо смотрела в другую сторону. Смущенная, она трижды сверилась с записями, пытаясь определить, где сделала ошибку.
Джулиан присел на край стола и хихикнул. Ядриэль зажал рот кулаком, чтобы не рассмеяться вслух.
Во время обеда Марица присоединилась к ним за трибуной. Она помогала Джулиану практиковаться, перебрасывая шарик из бумаги туда-сюда, изображая ворота пальцами.
Ядриэль откинулся, доедая сухой чизбургер из кафетерия. Ему нравилось наблюдать за Джулианом, когда тот был на чем-то сосредоточен. Его тяжелые брови были нахмурены, взгляд напряжен, а кончик языка торчал между зубами. Он был таким живым. Забив гол, он молотил руками воздух и улюлюкал, а когда промахивался, то вскидывал руки и драматично плюхался спиной на траву. Ядриэль заметил, что Марица не раз смотрела на него. Всякий раз он пытался спрятать глупую ухмылку, но та все равно возвращалась.
К концу дня усталость начала брать над ним верх. После двух ночей беспокойного сна он чудом держался на ногах. Что еще хуже, последним уроком была история, которую вел совершенно невыносимый учитель мистер Герреро. Он говорил монотонным голосом, напрочь лишенным интонации.
Ядриэль медленно опускался на стуле, пока его учебник не превратился в подушку, а подбородок не уткнулся в сложенные руки. Он с трудом держал глаза открытыми, а теплое и мягкое худи лишь способствовало сну за партой.
