Насников выговорился, вздохнул в сердцах и попросил еще чаю. Самовар уже остыл, сыщики велели подать новый. Несколько успокоившись, Олег Геннадьевич продолжил доклад:
— А что он вытворяет с частными городовыми! Уму непостижимо.
— Погодите, Олег Геннадьевич, — остановил поручика статский советник. — По закону любой подданный Российской империи может содержать у себя в имении собственного городового.
— Да, но на каких условиях? Желающий сделать это пишет прошение губернатору. Тот адресует представление в МВД, и уже оно рассматривает ходатайство просителя. И, сообразуясь с необходимостью, принимает решение. При условии, что деньги на жалованье, обмундирование, вооружение и снаряжение городового на год вперед вносятся в казну. После этого Казенная палата открывает в казначействе кредит в распоряжение полицмейстера. Требовательная ведомость, очищенная расписками получателя, отсылается в Контрольную палату. При такой схеме деньги не украсть, поэтому Лединг собирает их с просителей сам. И помещает на личный счет в банке, а не на депозит казначейства. И потом тратит, как хочет. Очевидно, что городовые, которых он выставляет заявителям, оплачиваются городским бюджетом. А собранные средства исчезают.
— Кто держит в городе частных городовых?
— Многие, Алексей Николаевич. Торговый дом «Кунст и Альберс», Русско-Китайский банк и Сибирский торговый банк, кафешантаны «Аполло», «Фарс», «Кордон Руж», «Альгамбра», летний сад «Италия», многие дома терпимости и даже население Корейской слободки!
Лыков усомнился:
— Банкам для чего участвовать в махинациях Лединга? Они же не публичные дома. Написали губернатору или в Петербург, оттуда сразу прилетит Генриху Иванычу по шапке.
Насников возразил:
— И что дальше? Ну, гаркнут с берегов Невы. Дело-то решается тут. Полицмейстер найдет сотню причин затянуть его. Деловые люди хорошо это понимают и кладут ему средства сразу в карман. Быстрее и эффективнее.
Поручик перевел дух и опять затянул свою песню:
— Черт бы с ними, с частными городовыми. И с поборами от опиекурилен. Важнее связи Лединга с вражеской разведкой. Он прекрасно осознает, что опутан китайскими секретными службами. И пляшет под их дудку. Осознает! Но пляшет. Тут уже измена долгу, господа питерские сыщики.
— Олег Геннадьевич, все, что вы говорите, невесело, однако давайте про китайскую разведку поподробнее. Это факт?
Поручик вскинулся:
— Факт! Я внедрил в китайскую полицию своих людей. Они монголы и патриоты, даже деньги брать у меня отказываются. Поэтому я им верю. Кстати, один из них о вас наслышан. Он служил с вашим сыном Николаем.
— Монгол? С Николкой? Это могло случиться только в Семипалатинске.
— Там и было. Так вот, мои люди вычислили резидента пекинской разведки во Владивостоке. Им, как и следовало ожидать, оказался помощник начальника китайской полиции Юйхундэ.
Лыков жестом остановил поручика и спросил:
— Извините, перебью. Кто такой Тунитай?
Насников задумался:
— Где-то я слышал эту фамилию. Ах да! Он владелец магазина китайских сувениров на Миссионерской улице. Почтенный торговец, я у него недавно жене лаковую шкатулку покупал.
— Да? Когда я разоблачил японского резидента в Корсакове, он тоже с виду был почтенный торговец. Лавочку держал, угощал меня рисовыми конфетами. А оказался капитаном Генерального штаба, — возразил Лыков.
Насников запнулся, потом вперил в сыщика умный взгляд:
— Что вы узнали? Прошу сообщить.
— Мы допрашивали на днях владельца пивной на Мальцевской, некоего Быдлова, — заговорил Сергей. — Не слышали такую фамилию?
— Нет.
— Это содержатель уголовного притона. Он укрывал в том числе и банду Большого Пантелея, которая громит военные кассы. А один из его подручных режет несчастных китайцев.
— Так вы уже все знаете!
— Не все, но многое, — осадил поручика статский советник. — До этого мы скоро дойдем. Пока же вот что он, Быдлов, сообщил интересного. У него в пивной люди Тунитая общались с маньяком! Вот такой он торговец сувенирами. По словам Быдлова, именно этот человек на самом деле командует желтой полицией Владивостока, прячась за подставную фигуру Юйхундэ.
— Не может такого быть, — решительно заспорил поручик. — Мои осведомители давно бы об этом сообщили. Тут какая-то ошибка.
— А если нет? — спросил Лыков. — Если ваши люди не допущены к столь важным секретам?
— Владелец пивной допущен, а они не допущены?
— Так бывает в нашем деле. Вы воспользуйтесь этими сведениями. Ориентируйте агентуру. Быдлов сообщил, что Тунитай — самый страшный и могущественный человек в городе. Видимо, главный резидент китайских секретных служб. При нем состоит шестеро телохранителей, опасных ребят, обученных убивать голыми руками.
— У Тунитая в магазине шесть молодых приказчиков, — вспомнил вдруг поручик. — Неужели? Да, я сегодня же вызову своего лучшего человека и нацелю его.
— Вы уверены, что тут не просто уголовные дела, но и политика, шпионаж? — задал важный вопрос Азвестопуло.
— Уверен, Сергей Манолович. Сейчас докажу.
Насников понизил голос:
— Аркадий Никанорович вчера телеграфировал генералу Таубе. Он спросил, насколько можно доверять вам секретные сведения. Извините, но Нищенков обязан был это сделать…
— Понимаю, — хором сказали сыщики.
— Таубе ответил, что вы люди надежные, многократно проверенные и допущенные к самым важным тайнам государства. Поэтому я сейчас сообщу источник наших сведений, и вы поймете, что тут все правда.
Огенквар сумел создать в Маньчжурии очень эффективную организацию. Руководит ею драгоман нашего генерального консульства в Пекине. На связи у его резидентов состоит чиновник Монгольского бюро в Мукдене, в котором сосредотачивается вся переписка, касающаяся Внешней Монголии. Это сейчас главная головная боль Китая, из-за которой может начаться война с нами. Приморье наводнено их шпионами, которые отсюда проникают в Ургу.
Лыков хотел что-то сказать, но Олег Геннадьевич не дал:
— Я уже перехожу к главному. Из добытых нами бумаг ясно, что убийства китайцев на улицах Владивостока совершены по приказу их министерства внутренних дел. Цель — запугать тех отходников, кто не уехал домой вопреки приказу властей. А многие и не могут вернуться, им просто некуда. Но китайские власти не мелочатся, они готовы лить кровь своих граждан. Там вообще любят лить ее по любому поводу, жизнь человека в Китае сегодня ничего не стоит. Никогда она не стоила больше одного чоха
[49], а уж после Синайской революции…
[50]
