— Фамилия филера — Колиберский. Я высылаю его к Насникову. Сам сейчас займусь переговорами с морским начальством. А вы ступайте в казармы, отыщите матросика и везите его ко мне, будем колоть вместе. Договорились?
Лыков уже понял, что начальник ЖПУ — человек оборотистый, и тут же согласился. Через четверть часа явился топтун, неприметный, как и полагается человеку его профессии. Он четко доложил: видел Собаку Ваню, тот курил, и оттопыренный негнущийся мизинец сразу бросился в глаза. Матрос молодой, нервничал, оглядывался по сторонам, а бандит его в чем-то убеждал. Потом протянул руку и быстро ушел к Семеновскому базару, где и потерялся довольно ловко. Но лицо моряка памятное: круглое, с веснушками и красными от мороза ушами. Причем левое ухо чуть выше правого.
— Точно эсминец «Грозный»? — спросил на всякий случай статский советник, хотя было ясно, что филер опытный: мизинец разглядел!
— Точно, ваше высокородие.
— Едем в казармы!
Восемь кирпичных казарм Сибирского экипажа, каждая в три этажа, были гордостью Экипажной слободки. Первый дивизион Минной бригады Владивостокского отряда квартировал в казарме номер шесть. Сюда прибыли по требованию полковника де Сент-Клера дежурный офицер и два подчаска. Лыков предъявил свой билет и объяснил лейтенанту суть дела. Надо выстроить состав эсминца «Грозный» в коридоре. Как только нужного человека опознают, следует доставить его в жандармское управление Уссурийской железной дороги для следственных действий. Дежурный уже получил распоряжение бригадного командира и не возражал.
Однако оказалось, что собрать экипаж эсминца непросто. Матросы старших возрастов числились в одной роте, молодые — в другой, а денщики — в третьей… Пришлось вызывать их из разных казарм. Наконец людей с «Грозного» построили в коридоре. Те недоуменно галдели и отпускали соленые шутки. Филер прошелся вдоль строя, развернулся и двинул обратно. Лицо его выглядело растерянным.
— Колиберский, что случилось? — почуял неладное Лыков.
— Его тут нет, ваше высокородие.
— Нет? Ты уверен? Пройди еще раз.
— Зачем? У меня глаз наметанный.
Сыщик подозвал дежурного по казарме кондуктора и спросил, где еще могут быть люди с нужного им корабля. Тот ответил: все здесь, не считая трех, которые в лазарете. Ну, еще десять в рабочей команде и семеро в учебной…
Они решили уже ехать на эсминец, искать там. Вышли к Гайдамакской, и вдруг Насников схватил за рукав шедшего мимо моряка:
— Погоди-ка.
Тот растерянно ответил:
— Я ж козырял… вы разве не видели?
Поручик ткнул в него пальцем и спросил Алексея Николаевича:
— С какого он, по-вашему, корабля?
— С «Грозного».
— А если приглядеться внимательнее?
Лыков посмотрел и ахнул:
— С «Грозового»!
Он вцепился в матросика с другой стороны:
— А что, есть и «Грозный», и «Грозовой»?
— Так точно. Этот эскадренный, из первого дивизиона. Истребитель. А мы из второго дивизиона, помельче будем…
— В какой казарме стоите?
— В разных… Я как старослужащий в седьмой.
— Веди.
Вся компания устремилась в новом направлении. Колиберский шел последним и бубнил:
— Как же я обознался? Сбоку смотрел, а там не поймешь… Начало-то одинаковое!
История со сбором матросов повторилась. Когда лейтенант выстроил экипаж, филер сразу опознал щекастого малого с красными ушами:
— Вот он.
— Как звать? — рявкнул питерец.
— Евдоким Чарый-Антонов.
— Двойная фамилия? — удивился статский советник. — На дворянина ты не больно похож.
— Это у папаши так вышло…
— Он у тебя крестьянин из ссыльных? — высказал догадку сыщик. И матрос подтвердил:
— Так точно. У нас на Сахалине многие имели по две фамилии…
— Ты вырос на Сахалине? Тогда должен знать Недоноскова по кличке Собака Ваня. Ну?
— Никак нет, ваше высокоблагородие, не приходилось знавать. Сахалин большой.
— Да-а? — сделал страшные глаза Лыков. — Сейчас тебе небо с овчинку покажется, если продолжишь врать. Увести его!
Подчаски взяли Чарого-Антонова под руки и потащили на улицу. Алексей Николаевич сказал лейтенанту:
— Я чиновник особых поручений при министре внутренних дел статский советник Лыков. Забираем у вас этого лгуна. Мы известим ваше начальство для зависимых распоряжений.
Уже темнело, когда морячка усадили на стул в кабинете начальника ЖПУ и начали допрашивать. Тот упирался и обвинял филера в ошибке. Статский советник быстро понял, что тут нужен другой подход. Он прервал допрос и послал Азвестопуло за материалами о грабежах военных касс. Тот принес толстые папки с завязками и стал раскладывать на столе фотографии жертв.
— Денежный ящик Минной бригады где хранится? — как бы между прочим спросил Лыков.
— В офицерском флигеле нумер два.
— Ты его охранял?
— Неоднократно, — признал бывший сахалинец.
— И на какую роль тебя подбивал Собака Ваня — наводчика или часового?
Матрос молчал.
— Осел ты, осел. С красными ушами… Хоть так, хоть эдак, они бы тебя все равно зарезали. Вот, разуй глаза. Это первое их ограбление, в Никольске-Уссурийском. Обоих прикончили, часового само собой, а второй был как раз наводчик. Думал долю получить, а ему легкое наружу выпростали… Вот следующее дело, здесь, во Владивостоке; еще два трупа. А это третье, в Седанке; они троих сложили. Ну? Смотри, от чего мы тебя спасли. Смотри! Если бы не филер, быть бы тебе таким же дохлым, как они.
Чарый-Антонов побелел, отбросил карточки и стал мелко креститься:
— Христе сыне Божие… спаси и помилуй… Вот, значит, какой ты, дядя Ваня…
— Говори, — подпер кулаком голову Меранвиль де Сент-Клер. — Искупи вину перед законом, тебе зачтется.
Сахалинец рассказал, что бандит Недоносков по кличке Собака Ваня был давним знакомым его отца. И разыскал матроса неделю назад, как он сообщил, «для дела». В первую встречу они лишь пили пиво, о деле бандит не говорил. Вторая случилась сегодня, и на ней уже начался торг. Евдоким нарисовал расположение комнат во флигеле, схему кабинета казначея и место для часового. После чего предложил себя в наводчики за десятую часть дувана. Они ударили по рукам, и Собака Ваня быстро ушел.
— Когда назначена следующая встреча? — спросил Меранвиль де Сент-Клер.
— Завтра в полдень у китайского театра «Юн-хо-зан» на Семеновской.
— Недоносков будет один? — уточнил Азвестопуло.
— Обещал прийти с Большим Пантелеем. Окончательно чтоб уговориться. Да… вон, значит, они как… И дядя Пантелей скурвился…
