Этот снимок совершенно никак не вяжется с антисемитскими выпадами, с которыми его семья сталкивалась в Инсбруке, с малоприятными листовками, где их обвиняли в безродности, космополитизме, себялюбии и вероломстве. Он убедительно доказывает, что Гуго прежде всего отважный, патриотично настроенный подданный Австро-Венгрии, потом тиролец и только в последнюю очередь – еврей.
И вот, вооружившись этими тремя снимками, я начинаю розыски по части того, что австрийцы называли своим Южным фронтом. Я рассчитываю обнаружить, какую роль играл там Гуго и что выпало на долю ему и его товарищам, но для начала мне нужно понять, почему вообще все это происходило. Зачем Италии понадобилась эта горная война?
23 мая 1915 года Италия объявила войну Австро-Венгерской империи. Теоретически она должна была быть союзницей Германии и Австро-Венгрии: Тройственный союз между этими странами был заключен в 1882 году. Он формально признавал границы молодого Итальянского королевства, объединенного и получившего независимость совсем незадолго перед тем, в 1870 году. В некоторых отношениях он существовал только на бумаге. Итальянские патриоты скорбели о «потере», как они это понимали, земель на северо-востоке (Italia irredenta), населенных людьми, говорившими по-итальянски и оставшихся под Габсбургами, хотя раньше они принадлежали сначала Римской империи, а потом Венецианской республике.
К 1915 году националисты в Италии не только возжаждали восточного побережья Адриатики с австро-венгерским портом Триест, но и носились с планами прийти к власти на Балканах. Экспансионистские мечтания простирались и на Южный Тироль, где жило много италоговорящих, называвших этот регион «Трентино».
Италию тянули в разных направлениях. Германия давила на нее, вынуждая присоединиться; но в цену сотрудничества входил и Южный Тироль, который австрийцы весной 1915 года уж точно не собирались выпускать из рук, ведь он был одной из самых ценных и развитых ее провинций. Австро-Венгрия вела войну, чтобы сплотиться, а не развалиться на части.
И в довершение всего британцам и французам удалось искусить итальянцев посулами земли и денег. Короля Италии и премьер-министра Саландру без труда убедили, что падение Австро-Венгрии будет им только на руку, – и уже в начале 1915 года казалось, что оно вот-вот произойдет, потому что австро-венгерские армии истекали кровью на Восточном и Сербском фронтах.
Саландре принадлежит выражение «священный эгоизм» (sacro egoismo), которое добавило религиозного авторитета и чувства национального долга притязаниям страны на Italia irredenta, хотя частью этих земель Габсбурги владели еще со Средних веков. Социалист Бенито Муссолини, некогда ярый противник войны, теперь не менее пламенно высказывался в ее пользу и ратовал за «возврат» восточных и северных земель. В совсем недавно объединенной стране некоторые воспринимали империалистическую войну как возможность сплотиться и создать новую, коллективную память.
В тайном Лондонском соглашении от 26 апреля 1915 года Италия обязалась объявить войну. Британия и Франция за стремительное наступление обещали ей немалые куски Австро-Венгрии, в том числе Южный Тироль от озера Гарда до перевала Бреннер. Они посчитали, что в уплату за свои требования Италия вполне может выставить миллион штыков. В то же время алчность новоявленного союзника вызывала нескрываемое презрение. Премьер-министр Герберт Асквит называл Италию «жадной и ненадежной», его Первый лорд Адмиралтейства, Уинстон Черчилль, – и вовсе «шлюхой всей Европы».
Многих тирольцев объявление Италией войны буквально ошеломило; они почувствовали себя преданными, разъяренными и беззащитными. Война разгоралась на их заднем дворе, сосед вставал на соседа. Император Франц Иосиф обиженно заметил: «После союза, которому было больше тридцати лет, Италия могла бы процветать так, как ей и не снилось, но она бросила нас в час опасности и с развевающимися знаменами переметнулась на сторону противника».
Война с Италией могла бы обернуться катастрофой для сильно перенапрягшейся Австро-Венгрии. Бескомпромиссный итальянский главнокомандующий Луиджи Кадорна в 1914 году несколько месяцев готовил свою армию к легкой «прогулке до Вены» – наращивал численность, улучшал вооружение, набирал молодых офицеров, от которых требовал беспрекословного подчинения. Он полагал, что численное преимущество Италии решит все.
Однако по сравнению со своими новыми союзниками Италия была еще недостаточно подготовлена и вооружена для современной войны. Более того, ко времени вступления в войну в мае 1915 года события обернулись невыгодным для нее образом. Успешное Горлице-Тарновское наступление предотвратило катастрофу Австро-Венгрии на Русском фронте и высвободило войска, которые теперь можно было бы перебросить на юг – в особенности хорошо подготовленных горных стрелков, таких как Гуго, знавших и понимавших Альпы.
Стрелки (Landesschützen) Гуго вернулись обратно в Тироль в июне 1915 года. Изнуренные, потерявшие треть своего состава на Восточном фронте части отправляли прямо в горы и размещали на крутых, коварных склонах. Этот новый Южный фронт змеился на целых 600 километров: от швейцарской границы через Альпы, вокруг U-образного горного выступа Южного Тироля, а последние 60 километров резко шел на юг, вдоль скалистого плато, к побережью Адриатики. Итальянцы наступали с равнин на укрепленные горные районы.
Основные сражения велись на самом восточном, 70-километровом участке, потому что итальянцы пытались прорваться в Истрию и овладеть Триестом. Два года по всему фронту им оказывалось ожесточенное сопротивление, своего рода смертельная война на истощение, так же ненасытно пожиравшая людей, как и Западный фронт. В первые же полгода всего за несколько миль территории погибло почти 160 000 итальянцев.
Почти все тяжелейшие сражения происходили на крутых берегах реки Изонцо (ныне Сока). Австрийцы нумеровали их, и итальянцы последовали этому примеру. В первых одиннадцати итальянцы отвоевали самое большее километров тридцать.
Итальянцы, жаждавшие завоеваний, были сторонниками идеи непрерывного наступления. Вот почему они не озаботились созданием столь же мощной инфраструктуры, как австрийцы, которые готовились к обороне. Та же самая модель вскоре повторилась и в боевых действиях. Генерал Кадорна обладал почти двукратным численным преимуществом и, соответственно, недооценивал мощь австрийских позиций.
В первые годы войны итальянцы придерживались одной и той же тактики: артобстрел, теоретически для того, чтобы снести ряды колючей проволоки; потом наступление шеренг пехоты, нередко трудное, в гору, когда часто обнаруживалось, что проволоке ничего не сделалось. И тут австрийцы начинали теснить наступавших. Если иногда итальянцам и удавалось захватить первую линию обороны, австрийцы отступали на вторую, потом на третью, отходили за исходную позицию и, если нужно, еще дальше, за непроходимые ряды колючей проволоки. Оттуда они могли начать контратаки, пользуясь тем, что австрийская артиллерия стояла выше, на склонах, и легко теснили итальянцев с занятых ими позиций.
Более того, итальянская армия была очень неоднородна в смысле боевых качеств и целеустремленности, в общем отражая разнородность страны. Среди рядовых пехотных полков было непропорционально много бедных, необразованных призывников с юга, которым порядком поднадоело быть пушечным мясом в этих лобовых атаках. Кадорна насаждал страх, нередко расстреливал старших офицеров, жестокими наказаниями вынуждал солдат выполнять свои приказы. Так действовал не он один. Винченцо Гариони, командовавший итальянским корпусом на Изонцо, называл огромные потери итальянской пехоты «необходимой жертвой».
