Инсбрук, лето 2019 года
Я в музее военной истории Kaiserjäger, неподалеку от олимпийского лыжного трамплина. От несметного количества изображений мужчин в военной форме и прославления войны слегка не по себе. На цокольном этаже я обнаруживаю зал с подлинными предметами 1938 года. Вот, например, мультяшного вида избирательный бюллетень. Большой кружок обозначает «да», маленький – «нет». Фамилия «Гитлер» напечатана очень крупно. Вопрос: правильно ли будет для Австрии войти в состав Германского рейха? И совсем не загадка, какой ответ новый режим считает правильным.
То был плебисцит, при помощи которого Гитлер рассчитывал набросить флер законности на аншлюс. Австрийские сторонники Гитлера, которые возмущенно вопили, когда месяц назад канцлер Шушниг устроил референдум о независимости Австрии, сейчас не говорили ни слова против плебисцита, закрыв глаза на всего его несообразности.
Гуго Шиндлера не мучает вопрос, как голосовать; не ломают над этим голову ни София, ни Эрих да и вообще ни один из Шиндлеров, Кафка или Дубски. Все без исключения австрийские евреи уже давно лишены избирательных прав. Однако от пропагандистской кампании Гуго некуда деваться. В Инсбруке основной упор делается на вопросы, насущные для Тироля, и вероисповедание, на то, что Тироль – это родина, на то, что у Тироля героическое прошлое. Нацисты предстают силой, выполняющей желание народа объединить Германию, евреи всячески очерняются и выставляются врагами народа. Пропаганда нацелена прежде всего на рабочий класс и консервативных селян.
Один предприимчивый производитель открыток из Инсбрука воспроизводит классический вид Мария-Терезиен-штрассе с кафе «У Шиндлеров» по правой стороне и горным массивом Нордкетте на заднем фоне. Вероятно, его целевой рынок – вновь прибывшие немцы и возвращающиеся австрийские солдаты, целый поток которых льется в город и занимает в нем военные и административные посты. На открытке, чтобы не было и тени сомнения в верноподданнических чувствах, ее издатель поместил изображение ослепительно-белой свастики, торжественно поднимающейся над знаменитыми горами Инсбрука. Это смотрится одновременно и нелепо, и жутко.
Нацисты ничего не пускают на самотек. По уже отработанной в немецкой экономике схеме они громогласно заявляют о крупных инвестициях и больших инфраструктурных проектах, особенно в аграрном секторе, о мерах по борьбе с безработицей и бедностью в городах Тироля. И действительно, некоторые достижения есть: безработица снижается, пособия безработным снова выплачиваются, а некоторым категориям населения разрешен свободный проезд в Германию. Перемены приветствуют те, кто сильно страдал от бедности во время Первой мировой войны и после нее.
И наконец 5 апреля 1938 года Гитлер приезжает в Инсбрук. Этот визит не чета скромному посещению в 1920 году, когда пресса потешалась над его речью. Сейчас не только на тротуарах, но и на проезжей части Мария-Терезиен-штрассе стоят целые толпы, так что машина Гитлера еле продвигается вперед: ее окружают поющие, салютующие люди; кое-кого привезли на автобусах из пригородов. Красноречивая подробность: приближаясь к кафе «У Шиндлеров», Гитлер отворачивается и приветствует людей из дома напротив. Нельзя, чтобы видели, что он не против еврейского бизнеса.
33. Гитлер проезжает мимо кафе 5 апреля 1938 г.
Чтобы сделать прием еще теплее, площадь чуть в стороне от старой части города спешно переименовали в честь Адольфа Гитлера. 10 000 человек слушают речь, которую Гитлер произносит в соседнем выставочном зале, и громкоговорители транслируют ее в другие районы города, а потом огромные толпы жителей Инсбрука радостной процессией сопровождают Гитлера, когда он пешком идет к себе в отель.
К вечеру на склонах Нордкетте загораются гигантские свастики, а на снегу пылает выложенный электрическими лампами лозунг из букв высотой по сто метров каждая: «Один народ, один рейх, один фюрер» (Ein Volk, ein Reich, ein Führer). Любимые горы Гуго нацисты приспособили под экран для своей пропаганды. Рихард Мюллер, самый известный в Инсбруке автор горных фотопейзажей, делает снимок и на следующий день помещает его в газете Neueste Zeitung.
Через пять дней после приезда Гитлера, 10 апреля 1938 года, тысячи тирольцев идут голосовать. В Инсбруке явка составляет 98,73 %, и 99,37 % пришедших голосуют за аннексию. Удивительнее, пожалуй, что 288 смельчаков все же сказали «нет». В Инсбруке к власти приходят нацисты и немедля начинают мстить за годы, проведенные в тени. Шестьдесят трех тирольцев, осмелившихся выступить против, они быстро отправляют в Дахау
[47].
После аншлюса жизнь евреев во всей Австрии стала намного труднее, и небольшая еврейская община Инсбрука не оказалась исключением. По данным переписи 1934 года, в Тироле лишь 365 человек назвали себя евреями. После принятия Австрии в состав рейха германское антисемитское законодательство лишало немецких евреев практически всего и отбрасывало их на задворки общества – а подчас и вовсе за его пределы. Нюрнбергские расовые законы не только предлагали критерии расовой классификации для евреев, но и лишали их прав гражданства и запрещали браки между евреями и лицами «германского» происхождения.
20 мая 1938 года эти законы вступили в силу в «Остмарке» – так теперь нацисты стали называть Австрию.
Применение в жизни законов, увеличивавших «еврейское» население Австрии, прямо повлияло на мою семью. В городском архиве Инсбрука я обнаружила полицейский отчет от 1938 года, из которого узнала, что мой двоюродный дед Эрих со своим сыном Петером в 1933 году «вышли из еврейской общины». Для меня в этом не было ничего удивительного: моя семья вовсе не была ортодоксальной, кафе «У Шиндлеров» работало и в пятницу вечером, и весь шабат, то есть субботний день. По новым законам принятие христианства не отменяло «еврейского происхождения», поэтому вновь обращенные, то есть такие как Эрих и Петер, пополняли собой статистику. Так же поступали с австрийскими евреями, имевшими супругов «нееврейского происхождения». Таким образом, в Тироле нацисты выявили 585 «полных евреев» и 176 «полуевреев»
[48].
В Австрии шла нацистская трансформация, и перед Гуго и Эрихом встала задача сворачивания семейного бизнеса Шиндлеров, причем сделать это нужно было как можно аккуратнее, до запланированного переезда в Лондон. Участь кафе «У Шиндлеров» была предрешена – оно перестало существовать в тот самый месяц, когда прошел плебисцит.
Апрельским утром 1938 года Гуго пришел в кафе и увидел, что весь его фасад испоганен нацистскими надписями. По всему первому этажу черной краской было намалевано слово «еврей»; не обошлось и без грубой карикатуры на Гуго, с непременным большим носом и звездой Давида. На втором этаже кто-то умудрился красной краской написать JUDE на самом верху левого окна и нарисовать еще одну звезду Давида. На соседнем окне написали «Скатертью дорога в Палестину» и бессмертный клич Андреаса Гофера «Люди, пора!». Эти слова теперь были превращены в короткое и ясное руководство к действиям против евреев. Часы в форме куба, до сих пор считающие время до радостного открытия Tanz Café, выглядели вопиюще неуместно среди этого разгрома.
