А еще через несколько месяцев, 17 июля 1937 года, мир Эгона разлетелся вдребезги, когда пограничная милиция арестовала его за нелегальную пронацистскую деятельность. Позже, в 1949 году, один из свидетелей показал, что в основном Эгон выполнял обязанности курьера; Аукенталер говорил, что он передавал в Германию сведения о расположении и содержимом военно-полевых складов пограничной милиции. Эгону предъявили обвинение в попытке угона автомобилей пограничной милиции и организации нелегального информационного агентства.
После ареста он содержался под стражей до 21 августа 1937 года: выкрест-еврей оказался в инсбрукской тюрьме с прочими нелегальными нацистами. Дело было закончено в феврале 1938 года в связи с амнистией, которую Гитлер вырвал у канцлера Шушнига для попавших в тюрьму австрийских нацистов. Если Эгон и думал, что участие в подпольной деятельности нацистов даст ему какие-то привилегии после мартовского аншлюса, то он жестоко просчитался. Коммерческая деятельность компании Дубски резко пошла на убыль.
Однако Луиза думала о том, как защитить свой бизнес. Не прошло и месяца после аншлюса, как, с согласия Эгона, она продала его своему брату, Фридриху Бертольди, за 35 400 шиллингов. При этом Фридриху нужно было уплатить лишь 15 000, так как Луиза вычла из общей суммы 20 400 шиллингов, их внес ее отец, Фердинанд.
В краеведческом музее я обнаружила объявление о передаче, напечатанное 13 июня 1938 года в официальной газете Innsbrucker Nachrichten: бизнес братьев Дубски отныне переходил во владение арийца, а именно приобретшего его Фридриха Бертольди. Уважаемым клиентам теперь следовало обращаться в эту новую фирму. Фридрих торопился: предстояло еще переписать ее на его имя в департаменте регистрации прав собственности на землю.
Однако уже на другой день, 14 июня 1938 года, в Innsbrucker Nachrichten пришлось печатать опровержение: арианизация фирмы братьев Дубски была объявлена недействительной. Подробно разъяснялось, что любая передача еврейской собственности возможна только с разрешения местных властей и объявления такого содержания может публиковать только пресс-служба гау. Таким образом, говорилось в объявлении, компания переходила под контроль назначенного временного администратора (kommissarische Verwalter).
Кроме всего прочего, тот факт, что Фридрих Бертольди был зятем Эгона, указывал на семейственность. В Вене управление по передаче собственности (Vermögensverkehrsstelle) отозвало разрешение на передачу, и бизнес Дубски замер.
А на самом деле произошло вот что: Эгон, Луиза и Фридрих впали в немилость у гауляйтера Гофера, разъяренного этой попыткой обойти его контроль. Он был убежден, что ни одна собственность в Тироле не могла передаваться без его предварительного согласия, поэтому мог буквально диктовать, кто извлечет выгоду из арианизации еврейского бизнеса. Положение Эгона было ничуть не лучше, чем его двоюродных братьев Гуго и Эриха.
18 июля 1938 года Эгон снова попытался увильнуть от нежелательной арианизации и передал свою часть бизнеса Луизе, так что по крайней мере на бумаге она оказалась единственной владелицей всего. Однако ей пришлось одолеть еще немало бюрократических препон, в том числе и регистрацию в департаменте регистрации прав собственности на землю. Войдя наконец в законное владение, радовалась она недолго, потому что государственный обвинитель заподозрил Бертольди в попытке скрыть еврейское происхождение их бизнеса.
Роясь в бумагах Инсбрукского земельного архива, я поняла, что испытываю к Луизе неоднозначные чувства. Делала ли она все, что могла, для защиты Эгона и их бизнеса из любви – или же хладнокровно, расчетливо использовала слабовольного и нездорового мужчину, который попал в страшную для себя ситуацию? Летом 1938 года все еврейские бизнесмены Инсбрука, в том числе и мой дед, старались, если получится, продать свои компании надежным друзьям и знакомым арийского происхождения. Я отринула цинизм и начала думать, что Луиза с братьями и правда старались защитить и спасти Эгона.
Бертольди были не из тех, кто быстро сдается. Фридрих подал жалобу в рейхсминистерство экономики, напирая на то, что он был активным членом нацистсткой партии еще тогда, когда в Австрии она была вне закона, и приводя длинный перечень услуг, который он ей оказал. Луиза же поступила еще решительнее.
Инсбрук, 6 августа 1938 года
В этот день Луиза Дубски, по совету своих брата и юриста, подала на развод с мужем. Никакого злого умысла здесь не было. Все делалось с согласия Эгона. Активы Дубски нужно было полностью оторвать от еврейской фамилии «Дубски», чтобы они не попали в чужие, арийские руки. Поводом для развода в заявлении было указана «ошибка» при заключении брака. Луиза якобы не представляла себе, что «еврейское происхождение ответчика приведет к нескончаемому напряжению во всех сферах жизни».
Через двадцать дней Луиза подала в земельный суд Инсбрука заявление на официальную регистрацию прав собственности на подарок Эгона ей – на его часть бизнеса. Ей отказали на том основании, что такие передачи должны разрешаться исключительно управлением по передаче активов, которое находилось в Вене.
Она не сложила руки. В том же году, только позже, юрист Луизы подал апелляцию на это решение, указав, что с 1 октября 1938 года такое разрешение требовалось только для коммерческих, и притом действующих еврейских предприятий, но не объектов недвижимости. А бизнес Дубски простаивал уже несколько месяцев, и, по логике юриста, поэтому разрешения и не требовалось.
Вплоть до июня Эгон и Луиза оплачивали труд своих сотрудников, хотя и не получали никакого дохода. Постепенно им становилось все тяжелее и тяжелее. 17 октября офицеры гестапо арестовали Эгона и недвусмысленно приказали ему немедленно покинуть Инсбрук. Эгон ослушался и на следующий день попытался свести счеты с жизнью. На время выздоровления Луиза сумела поместить его в психиатрическую лечебницу в Инсбруке.
Что же до собственно бизнеса, то надежда блеснула. Юрист Луизы выиграл дело в Верховном земельном суде Инсбрука. К ноябрю 1938 года она зарегистрировалась как законная владелица половины бизнеса Дубски, а другой половиной стала владеть по договору, пусть пока и без законной передачи прав.
В ноябре 1938 года нацистская партия начала открыто демонстрировать ненависть и презрение к евреям, жившим среди австрийцев. И Шиндлеры, и Дубски, и даже Блохи оказались без всякой защиты.
14
Санки
Уоппинг, Лондон, 2019 год
Я выросла, зная, что из всех отцовских воспоминаний о 1938 годе, когда состоялся аншлюс, одно очень живое и травматичное во многом предопределило его жизнь. Оно относилось к событиям одной ночи, о которых он рассказывал мне всегда очень подробно. Это была ночь с 9 на 10 ноября 1938 года, гораздо лучше известная под названием «хрустальной» (Kristallnacht). Странно, что такое поэтическое название получил страшный погром, смерч организованного насилия, смерти и разрушения, направленный против синагог, еврейского имущества и самих евреев, промчавшийся по всему немецкому рейху. Гуго стал одной из его жертв, и мой отец часто описывал, как он стал невольным свидетелем этого.
