– Хорошо, – солгала я. Вроде того. – А у тебя?
– Фантастика. Я просто в восторге. Папа сказал, что Арабелла получила у Рафферти стажировку? Как странно. Она доставляет тебе неприятности?
– Нет, – честно ответила я.
Я ничего не упоминала об Арабелле, когда мы с Поппи болтали, отчасти потому, что у меня не было возможности часто ее видеть. Время от времени я видела ее в другом конце коридора, но не утруждала себя вниманием к ней, и это было взаимно. Она проводила свои выходные в другом месте, а в будние дни где-то отсиживалась, и хотя я не говорила о ней с Воном, я доверяла ему, когда он говорил, что не тронет ее. Это напрашивалось на вопрос – что именно она делала в Подготовительной школе Карлайл? Казалось, у нее не было никаких связей с этим местом. Она не была художницей. Вон не хотел ее. И она, конечно, и вполовину не так усердно издевалась надо мной здесь, совсем не так, как в Тодос-Сантосе.
Почему она здесь?
– А как же Спенсер? Уже убил кого-нибудь?
– Поразительно, но нет. – Я упала обратно в кровать, уставившись в потолок с тихим смехом.
Я не хотела признаваться, что боялась своего дня рождения. Я прекрасно понимала, что Вон не придет на праздник. Поуп, скорее всего, собирается увезти меня вечером на интимный ужин вдвоем, поэтому у нас с Воном будет меньше времени для поцелуев. Еще я подозревала, что папа забудет об этом дне вообще, как он часто делал, когда дело касалось меня.
– Мы ладим, – объяснила я. – По большей части.
– Не забывай о его истинном облике, – предупредила Поппи. – Он состоит из оттенков черного. Вон тот же самый парень, который издевался над тобой в школе, затащил тебя в уборную, чтобы посмотреть, как ему делают минет, а затем сделал это снова в последний день занятий.
Я слишком хорошо помнила все эти вещи. У меня даже был план возмездия.
– Ну-ну, – протянула она. – Хорошего тебе дня, Ленни. Обними этого плюшевого мишку за меня, ладно? – поддразнила она, когда я не смогла произнести больше ни слова о Воне. – Люблю тебя и целую. Будь здорова.
Я повесила трубку и натянула свои черные джинсы-скинни, худи Anti Social Social Club и кроссовки Gladstone. Я направилась в офис своего отца, пока у меня хватало на это смелости.
Я не разговаривала с ним несколько недель – с тех пор, как узнала, что он был в курсе того, что я буду сидеть здесь и ничего не делать в течение шести месяцев, и все же рекомендовал мне принять эту должность. Он и Вон выставили меня идиоткой, и я боялась, что наброшусь на него. Но я решила, что если не пойду и не поговорю с ним, то мы вообще не будем разговаривать.
Мои ноги становились тяжелыми, как камни, с каждым шагом, который я делала по направлению к его кабинету.
Воздух, казалось, обжигал мои легкие. Логически я понимала, что имею полное право противостоять ему. Мне нужно было избавиться от странного представления о том, что мой отец был слишком важен, чтобы заниматься моими проблемами и чувствами. Разве не этим я всегда занималась? Вытолкнула себя из картины, чтобы облегчить ему задачу?
Все в порядке, папа, я останусь здесь, в Карлайле, чтобы ты мог сосредоточиться на своей работе в Америке.
Хорошо, что я не прошла стажировку. Я бы с удовольствием стала помощником Вона Спенсера.
О, не беспокойся обо мне. Я просто выйду замуж за свою работу, чтобы тебе не пришлось переживать из-за моего разбитого сердца или неприятной истории с каким-нибудь парнем, или вообще из-за всего, что может доставить тебе хоть малейший дискомфорт.
Внезапно я поняла, что не сильно отличаюсь от Поппи. Мы обе отошли на второй план в жизни нашего отца, чтобы убедиться, что ему комфортно. Поппи просто при этом выглядела как положено, в своих милых кардиганах с ухоженной внешностью, в то время как я делала наоборот, используя черную помаду.
К тому времени, когда я стояла перед дверью его кабинета, я была так взбешена, что огонь лизал стенки моего живота, поднимаясь к горлу. Я сжала кулак и поднесла его к деревянной двери, собираясь постучать, когда дверь распахнулась и вышла Арабелла.
Она выглядела взволнованной, красной, смущенной, когда закрывала ее за собой. Она протиснулась мимо меня и побежала по коридору.
Когда она поняла, кого оттолкнула, она остановилась, обернулась и подняла открытую руку, давая мне знак не разговаривать.
Она открыла рот, собираясь, без сомнения, сказать что-нибудь гадкое, когда дядя Гарри влетел в коридор из своего кабинета на противоположной стороне этажа, держа под мышкой толстую пачку папок. Немое выяснение отношений между нами заставило его задуматься, и он нахмурился.
– Дамы.
– Мистер Фэрхерст. – Я вежливо кивнула.
Не имело значения, что я выросла у него на коленях и проводила каждое Рождество и Пасху в его хартфордширском особняке. В школе я оказывала ему уважение, которого он заслуживал. Арабелла, однако, вызывающе зевнула, отказываясь смотреть ему в глаза.
– У нас здесь какие-то проблемы? – Он посмотрел на нас.
Арабелла одарила его одной из своих безупречных улыбок, которая была фальшивее, чем ее ресницы.
– Вообще никаких проблем.
Он развернулся и пошел по своим делам. Я повернулась к ней лицом.
– Что ты там делала? – указала я на папин кабинет.
Одно дело, что он продолжал выбирать Вона, а не меня. Но когда я представила, что отец так хорошо относится к Арабелле, что готов принимать ее в своем кабинете, у меня заболел живот.
Если только он не позвонил ей и не сказал, чтобы она собирала свое барахло и уходила.
Но почему-то я знала, что мне просто не повезет избавиться от нее.
Кровь закипела в моих жилах. Мне хотелось наброситься на нее и накричать.
– О, я думаю, мы оба знаем, что я там делала. – Она вызывающе приподняла бровь.
Мои глаза расширились так сильно, что я удивилась, как они не скатились на пол. На что именно она намекала?
– Если тебе есть что сказать, лучше произнеси это вслух.
– Я только что это сделала. Ты так яростно отрицаешь очевидное, что просто отказываешься слушать.
– Так разложи мне все по полочкам, – весело улыбнулась я, игнорируя ее язвительность. – И используй простые слова. В конце концов, румынский – мой родной язык.
Для вампира.
Хотя это была ее шутка, смысл пролетел над пустой головой Арабеллы, как воздушный змей. Я видела это по отсутствующему, как у куклы Барби, выражению ее симпатичного личика.
– Я сплю с твоим отцом.
Я стояла там, как идиотка, чувствуя, как раздуваются мои ноздри. Жалость к себе поглотила меня, и самая глупая мысль пришла мне в голову. Почему в мой день рождения?
