Я уже находился у двери Лен, когда мой телефон зазвонил в тысячный раз за сегодняшний день.
Папа.
Что он хочет мне сказать? Я разговаривал с мамой три раза с тех пор, как вломился в дом Гарри, ожидая при этом, что она скажет, что папа хочет поговорить со мной, но она так и не сказала этого. Однажды она попыталась дать ему телефон, но отец сказал, что позвонит мне позже.
Тот факт, что он что-то скрывает от своей жены (папа никогда ничего не скрывал от мамы), заставил меня встревожиться. Поэтому я не хотел участвовать в предстоящем разговоре.
Я не планировал игнорировать его сегодня вечером, но, черт возьми, не собирался сейчас поворачиваться и уходить, отвечая на звонок. Мне нужно было увидеть Хорошую Девочку, чтобы моя долбаная жизнь стала чуть менее несчастна.
Я постучал в ее дверь, прекрасно понимая, что сейчас не подходящее время, чтобы врываться без стука. Она уже не была той девушкой, что шесть лет назад. Хотя, честно сказать, обе ее версии мне нравились.
Милая и невинная.
Дерзкая и сумасшедшая.
Комбинация, которая заставляла меня хотеть заняться с ней сексом, несмотря на мои страхи и желание держаться подальше от всего, что хоть отдаленно напоминало интимную близость.
– Войдите, – позвал ее сладкий голос.
Я начал открывать дверь, когда мне пришло в голову, что приглашение, скорее всего, предназначалось Поупу, который часто ее навещал, а не мне.
Что, если она голая?
Ей же лучше, чтобы это было не так. В противном случае я не смог бы сдержаться и тупо шлепнул бы ее по попке.
Но я испытывал нечто странное и необычное для меня, называемое сдержанностью. Мне не хотелось, чтобы она вышвырнула меня из комнаты, как остатки китайской еды навынос.
– Это Вон, – сказал я как можно более сухо, ожидая, что она прогонит меня.
Прошло несколько секунд, прежде чем она ответила.
– Ну? Чего ты ждешь? – вежливо сказала она.
Чего я, мать вашу, ждал? Черт возьми.
Я толкнул дверь, надеясь застать ее за работой, чтением или за обращением в другую веру, где она может заниматься сексом только с людьми по имени Вон Спенсер. Вместо этого она сидела напротив чертежного стола в одежде, которую я никогда не видел на ней прежде, – в шелковой черной ночной рубашке, с завязанной под грудью розовой лентой и с разрезами по бокам, открывающими ее молочную кожу.
Она встала передо мной, как Афродита, поднимающаяся из моря. Ленора представляла собой божественное совершенство. Уверенная. Великолепная. Приятная и возбуждающая.
И знание, что в ней была неуверенность, которую она скрывала, делало ее еще более желанной.
– Черт. – Слово прозвучало с благоговением.
Я нахмурился, ожидая, пока она закончит предложение, но затем понял, что это я, тот жалкий ублюдок, который произнес это.
Она скрестила ноги в лодыжках, странно глядя на меня.
– Если хочешь, можешь поднять свою челюсть с пола, Спенсер.
Я моргнул, борясь с желанием сказать что-нибудь оскорбительное и отвратительное. Это был всего-навсего инстинкт, но я понимал, он точно не проложит путь к ее киске, которая была моим конечным пунктом назначения сегодня вечером. Ну и что с того, что она нахамила мне за то, что я хотел ее трахнуть?
Мне пришла в голову мысль – и притом тревожная. А именно, заняться с ней полноценным сексом. И, наверное, даже насладиться этим. Она была той девушкой, которая никогда не будет смеяться надо мной, если что-то пойдет не так – например, если я случайно засуну свои причиндалы не туда. Не говоря уже о том, что она тоже была девственницей.
Может быть.
Надеюсь.
Черт.
– Вон? – Она наклонила голову, ожидая признаков жизни с планеты под названием Мой Проклятый Мозг.
Я коснулся своего подбородка рукой, притворяясь, что возвращаю челюсть на место.
– Счастлива?
– Очень. – Она оттолкнулась от стола и направилась ко мне.
Я стоял неподвижно в ожидании подвоха. Она сказала мне больше не приходить сюда, и я знал, что лучше не спрашивать себя, почему она передумала. Ленора была много кем. Но чудачкой она не была.
– Закрой за собой дверь, – прошептала она мне в губы, когда мы оказались достаточно близко. – А после ложись в мою постель.
Я просто подчинился, как глупый, возбужденный идиот, которым и являлся.
Глава 19
Ленора
– Я уже говорила, что если ты толкнешь меня, то я в ответ толкну тебя сильнее. – Прищелкнув языком, я направилась к Вону в своем сексуальном нижнем белье. – На самом деле впервые я сказала это много месяцев назад, когда мы были еще выпускниками, помнишь?
Сейчас я исполняю свое обещание.
Вон уселся на мою кровать. Круглое изголовье с тонкими металлическими прутьями позади него идеально подходило для моего плана. Я взяла наручники, которые Поуп достал из ящика своей тумбочки и вручил мне, – я не осмелилась спросить, откуда они у него, – и оседлала стройный живот Вона, чувствуя, как его пресс напрягается под футболкой, когда он втягивает воздух.
Его горло дернулось, но губы остались поджатыми и угрюмыми. Он обладал одним потрясающим качеством, которое не мог купить ни один новоиспеченный мужчина, – наглостью богатенького мальчика, от которой появлялась сладкая ноющая боль между ног.
Во всяком случае, у меня.
Он наблюдал за мной сквозь прищуренные хищные глаза, вероятно, думая, что мой план состоял в том, чтобы приковать его к изголовью кровати и встать перед ним на колени, как и все остальные. Он был предсказуем и слишком привык получать то, что хотел.
Но то, чего мы хотим, не всегда является тем, что нам нужно. Вон нуждался в напоминании о том, что он не правит миром. Он должен был приблизиться к реальности. Больше всего ему надо было узнать кое-что об интимной близости.
– Наконец-то обхватишь губами мой член? – усмехнулся он. Его голос от возбуждения прозвучал хрипло и напряженно.
Мы все еще не затронули тему нашего последнего разговора. Тогда я велела ему оставить меня в покое. Казалось, он совершенно забыл об этом. Совсем не похоже на наблюдательного и остроумного Вона. Он что, даже не спросит, чем я занималась тут в сексуальной ночной рубашке? Зачем хотела приковать его наручниками к своей кровати? И почему я передумала насчет своих слов?
Твои чувства не имеют к этому никакого отношения, отругала я себя. Ты просто преподашь ему урок.
Моя скульптура, частично спасенная, но в основном уничтоженная – только лицо осталось совершенно нетронутым – была накрыта простой бежевой тканью и стояла в углу моей комнаты. Забавно, но я чувствовала себя такой же разрушенной, как моя скульптура.
