Блеснув стеклами пенсне, Берия поднял взгляд на Урусова:
– Как фамилия этого героя?
– Майор Васильков. По докладу оперативников, осматривавших место происшествия, майору Василькову и старшему лейтенанту Баранцу удалось подстрелить не менее пяти нападавших.
– Майор Васильков член партии?
– Так точно, товарищ народный комиссар. Член партии с трехлетним стажем.
– Орденоносец?
– Семь боевых орденов и столько же медалей.
– Вот видите, какие разные люди возвращаются с войны, – негромко произнес Лаврентий Павлович. – Одни – храбрые, отважные, хорошо подготовленные, стремящиеся продолжать дело Ленина – Сталина. А другие… они тоже хорошо подготовлены. Только помыслы у них совсем иные. Что, кстати, с вашими сотрудниками? Надеюсь, они живы?
– Старший лейтенант Баранец тяжело ранен, находится в госпитале. Майор Васильков с места перестрелки исчез, – доложил комиссар Урусов.
– Как исчез? Его захватили бандиты?
– Так точно. Есть все основания полагать, что он был захвачен в бессознательном состоянии, после взрыва гранаты.
В полнейшей тишине Берия бросил на стол карандаш и покачал головой. Подумав, распорядился:
– Я намерен лично контролировать ход расследования этого беспрецедентного по своей наглости преступления. Вы, комиссар Урусов, должны сделать все, чтобы разгромить банду, найти майора и вернуть его живым и здоровым. Приказываю вам дважды в сутки докладывать мне, что сделано. В девять часов утра и в девять часов вечера.
– Слушаюсь, товарищ народный комиссар.
* * *
«Вот так всегда бывает: готовишься к одному, а делать приходится совершенно другое», – с горечью размышлял Иван, вернувшись из кабинета комиссара Урусова.
Последние двое суток его группа усердно вела расследование нападения на перевозивший крупную денежную сумму бронеавтомобиль. Дело выходило непростым и громким, потому как перестрелка произошла не в деревне дальнего Подмосковья, а почти в центре Москвы – на площади Коммуны.
Группа успела продвинуться в оперативной разработке. Опросили свидетелей и жильцов ближайших домов, Егоров побывал в морге, но никого из блатных не опознал. Бойко побеседовал с умирающим бандитом в больничке и выяснил, что ходил тот под Беспалым (имелся в картотеке МУРа такой блатной гражданин). В общем, дело шло, несмотря на жуткую нехватку людей. Потому-то Иван и позвонил Александру, поинтересовался, когда тот вернется на Петровку.
Узнав, что работа в Таганском военкомате завершается, он на радостях отправил Кима в коммерческий магазин, чтобы, как положено, встретить друга. К семи часам вечера все было готово к скромному позднему ужину в рабочем кабинете: пара бутылок водки, десяток картофелин, банка тушенки, две луковицы, малосольные огурчики, буханка ржаного хлеба.
Да, изредка в рабочем кабинете группы Старцева такое случалось. Когда на головы оперативников сваливалось нелегкое дельце, когда его расследование буксовало, когда мозги закипали и сотрудники окончательно выбивались из сил, Иван отправлял молодежь в коммерческий магазин за водкой и закуской.
Ближе к ночи в тишине опустевшего Управления он закрывал дверь кабинета на замок и предлагал товарищам немного расслабиться. Народ сдвигал два стола, стелил газетки и, рассевшись вокруг, приступал.
Но вот странность: даже за распитием спиртного тема разговоров оставалась неизменной. В какие бы дебри ни виляла беседа, все равно через несколько минут она возвращалась к текущему расследованию. И опять сыщики делились версиями, обсуждали улики и показания свидетелей…
Грядущим вечером Иван решил за ужином ввести в курс расследования Василькова с Баранцом. До встречи оставалось совсем немного. «И вот поди ж ты! – вздохнул Старцев, машинально вытряхивая из коробки очередную папиросу. – Ефим в госпитале, а израненный Сашка вообще исчез. И где его искать – пока непонятно. Урусову легко отдавать приказы, а вот как их исполнить?..»
Час назад комиссар пригласил Старцева в свой кабинет, чтобы разузнать подробности нападения на военкомат. Он был вызван на утреннее совещание в Кремль и, готовясь к нему, задал Ивану множество вопросов. Ответы подчиненного записывал в блокнот, часто переспрашивал, уточнял детали. А перед тем как попрощаться, приказал:
– Все материалы по нападению на бронеавтомобиль передайте группе майора Романова. С этой минуты, Иван Харитонович, у вас и ваших подчиненных единственная головная боль – вооруженный налет на Таганский военкомат. О нехватке людей знаю. Если станет совсем невмоготу – обращайтесь, пару хороших сыщиков подкину. А сейчас возвращайтесь к себе и не теряйте драгоценное время.
* * *
Никто из оперативников группы Старцева этой ночью об отдыхе даже не помышлял. Во-первых, правоохранительные органы получили от московского криминала громкую оплеуху. Во-вторых, в беду попали товарищи по оперативно-разыскному цеху. И если с юным Ефимом Баранцом ситуация более или менее прояснялась (в госпитале ближе к ночи он пришел в себя), то судьба Александра Василькова скрывалась за пеленой густого тумана.
На осиротевшем рабочем столе пропавшего Сашки лежали вещдоки. Стреляные гильзы, деформированные пули, полтора десятка обожженных и покалеченных осколками листков составленного списка, окурки, чья-то пуговица, простреленный картуз из плотной темной ткани. И помятый клочок бумаги, на котором рукой Александра было написано: «Майор Сорокин». Ничего больше, что могло навести на след неизвестной банды, сыщики в корпусах Таганского военкомата и вокруг него не обнаружили.
– За неимением гербовой пишут на простой, – процитировал Старцев старую поговорку и приказал подчиненным добыть сведения о майоре Сорокине. Записка с упоминанием этого офицера оставалась единственной зацепкой. Егоров, первым получив этот приказ еще в военкомате, уже висел на телефоне, куда-то бегал, что-то «чирикал» карандашом в своем рабочем блокноте… В общем, рыл землю. Остальные подключились к поискам недавно.
– Ты точно такого не встречал? – уточнил всегда и во всем сомневавшийся Бойко. – Вы же с Саней служили в одном подразделении.
– Да, в одной разведроте, пока в июле сорок третьего меня не покалечило. Готов поклясться, что до моего ранения в дивизии никакого Сорокина не было.
– Не понимаю. Я служил в дивизии НКВД, так там было несколько тысяч человек! В пехотной небось еще больше. Ты же не мог знать всех!
– Несколько тысяч, Олесь, – это рядовых, сержантов, старшин. А офицеров не так уж много. К тому же три четверти из них в чине до капитана. А майоров, подполковников и полковников, поверь, мы знали всех.
– Так уж и всех?
Иван поморщился. Бойко был молодцом, досконально и по нескольку раз перепроверял все факты. Но в некоторых случаях его щепетильность утомляла.
– Да пойми же ты, Фома неверующий, разведрота в дивизии – подразделение прямого подчинения, – объяснил он. – Штатным расписанием мы не были приписаны ни к батальону, ни к полку. Под штабом дивизии служили и приказы выполняли только дивизионного начальства. Потому и знали всех старших офицеров. Не было среди них Сорокина! На четвертной могу с получки поспорить. Забьем?
