– Видать, не такие уж они обыкновенные. – Майор поднялся на ноги. Вздохнув, ощупал голову, размял затекшую шею…
Уши и затылок по-прежнему побаливали, но другие неприятные ощущения притупились. Исчезли приступы тошноты, погасли радужные круги перед глазами.
Страшно хотелось курить. Стоило бандитам уйти из сарая, как майор кинулся проверять карманы своей одежды. Они оказались пустыми. Бандиты обчистили их, прихватив и папиросы, и наручные часы, и пожелтевший листок с древней молитвой на старославянском языке. Часов было не жаль, а вот папиросы и молитву…
Александр считал себя атеистом, но все же верил в нечто сверхъестественное, малопонятное простому человеку. Поверить в это его заставил давний случай на фронте, объяснить который он не брался.
Состоял в штате его роты один оторвяга по фамилии Белый; за войну он побывал в штрафниках аж трижды. Смелый до одури, шальной, независимый – таким самое место в дивизионной разведке. С Васильковым он сошелся, зауважал того за опыт и человеческое отношение к бойцам.
Однажды Юрка Белый показал ему листок с молитвой и сказал: «Перепиши и носи с собой. Я с ним трижды из штрафников живым возвращался». Васильков листок взял, но переписать не успел – вызвали к начальству, в дивизию. В штабе поставили срочную задачу, так что пришлось спешно собираться и идти за линию фронта.
Ночью на нейтральной полосе Белый полз следом за Александром. Немец изредка прощупывал ничейную землю пулеметным огнем, и одна из пуль угодила Белому точно в лоб. Листочек с древней молитвой так и остался в нагрудном кармане Василькова. С тех пор он с ним не расставался. Как знать, может быть, тот листок и помог майору вернуться с войны невредимым, а в большом кабинете военкомата не получить смертельную порцию осколков.
Теперь листочек с заветной молитвой перекочевал к кому-то из бандитов.
«Утром наверняка поведут на допрос, – с тоской подумал майор. – Про то, что я сотрудник МУРа, они уже знают из документов. А вот про службу в разведке в документах ни слова, и мне на этот счет надобно помалкивать».
Такое решение возникло неспроста. Во время войны в разведке воевало много штрафников и отчаянно смелых людей. После Победы их с огромной охотой вербовал к себе криминал. Подобное будущее Александр Васильков для себя исключил даже под страхом смерти.
Он снова подошел к щели в стене, осмотрел освещенную часть двора. Слева от крыльца замерли грузовик с легковым автомобилем, вокруг них больше никто не суетился. Похоже, все улеглись спать. Жизнь была только в одном месте – вокруг электрической лампочки белыми звездочками кружили ночные мотыльки.
Правая рука привычно скользнула в карман и пошарила в пустоте. Ни папирос, ни спичек.
Бывший разведчик хотел выругаться, но не успел – чья-то тень снаружи заслонила желтый огонек лампы.
«Кто это?» – Васильков перестал дышать, переместившись на всякий случай в сторону.
За стеной послышался протяжный вздох.
Снаружи возле стены – точно напротив Василькова – стоял человек.
Глава девятая
Москва – Котельники; июль 1945 года
Лейтенант Ким остался в рабочем кабинете на телефоне. Как самому молодому ему приходилось выполнять «особо важные поручения»: заполнение протоколов и журналов, дежурство на телефоне, пробежки в кабинет экспертизы и прочее. «Учись, впитывай, запоминай, – говаривали при этом опытные товарищи. – Все с этого начинали. Прежде чем встретиться с матерыми бандюгами, ты должен узнать про них все. От блатной фени до привычек самых отпетых убийц».
И парень впитывал, запоминал, а еще частенько бегал по ближайшим продуктовым магазинам в поисках съестного. Да, это тоже было его обязанностью, ввиду того что столовая в Управлении работала лишь в обеденное время, а кушать хотелось как минимум трижды в день.
У старшего лейтенанта Игната Горшени, помимо прямых обязанностей штатного фотографа, имелось индивидуальное задание – присматривать за лежащим в госпитале Баранцом. Два старлея были друзьями, и старшие доверили Игнату ежедневное посещение раненого товарища в районе семи-восьми часов вечера.
К Сорокину на дежурной «эмке» отправились трое: Старцев, Егоров и Бойко. Автомобилей ранним утром на улицах Москвы было мало, и в Котельники они прибыли в половине восьмого. Хотя июльское солнышко к этому часу висело уже довольно высоко над горизонтом и даже слегка припекало.
– Ага, вот Малая Колхозная, – работал за штурмана Егоров. Когда-то он наведывался в этот рабочий поселок по сыскным делам и кое-что помнил. – Еще метров пятьсот, и мы у цели.
Вскоре «эмка» остановилась у частного дома под номером 17, в котором проживала большая семья местного участкового. Подобные визиты в позабытый богом населенный пункт происходили редко. Через несколько секунд из дома выскочил пухленький взъерошенный мужичок в галифе и белой исподней рубахе.
Увидев в машине серьезных, представительных мужчин, он заволновался и, неловко пристраивая на плечи широкие подтяжки, смущенно представился:
– Старший лейтенант Рубанов.
Подхватив трость, Иван Харитонович выбрался из машины и показал развернутое удостоверение:
– Майор Старцев. Московский уголовный розыск. Есть несколько вопросов.
– Слушаю вас, товарищ майор, – бросив возню с подтяжками, участковый уставился на московского гостя взглядом провинившейся собаки.
Через несколько минут служебная «эмка» уже скакала на неровностях местной грунтовки. Рубанов сидел справа от водителя и показывал дорогу к котельной.
– Что за труба торчит над деревьями? – интересовались сыщики.
Старлей с энтузиазмом объяснял:
– Это наша котельная. Старенькая, но работает исправно.
– Почему же труба не дымит? Уголек, что ли, не подвезли?
– Отчего же не подвезли? Дважды в день исправно дымит – подает пар и горячую воду на завод силикатного кирпича. Сейчас, должно быть, по технологии перерыв.
– А где же магазин? – любопытничал Егоров.
– А магазин, где ночами сторожит ваш Сорокин, рядышком притулился. Там же, под горой, у «железки» десяток жилых домов стоит. В них рабочие силикатного завода проживают. Отовариваться ходят в этот магазинчик. Все ходят, как один – больше-то некуда. Ближайшие далековато: один в Капотне, второй в Люберцах.
– Ваш магазин во сколько открывается?
– В восемь утра. Но директорша приходит рано – часиков в семь. Так что все будут на месте…
Объехав клочок редкого леса, легковушка прошмыгнула между двух зданий из красного кирпича и остановилась у отдельно стоящего одноэтажного магазина. Здание имело два входа и четыре окна. К основному входу под вывеской «Продуктовый магазин» вело крыльцо в три ступеньки. Справа от него в пяти метрах имелась еще одна дверь с надписью «Служебный вход».
