– Сколько дней вы пасли броневик в прошлый раз? – Он остановился посреди тенистой аллеи Самотечного бульвара.
– Да, почитай, две недели, – моментально выдал Беспалый. – Полмесяца заставлял огольцов гулять по маршруту в разной одежде. Водили его от площади Борьбы, по Божедомке и Самотечной до Садового кольца. Поначалу разузнали время выезда, потом выясняли маршрут.
– Полмесяца – это немало, – удовлетворился ответом Сафрон. – На север Москвы он мотался из Фонда только раз в неделю?
– По вторникам.
– Стало быть, завтра – в пятницу – он, как тот курьерский, проедет обычным маршрутом мимо бульвара по Самотечной?
Беспалый боднул раскаленный воздух чубатой головой:
– Отвечаю! Ну, разве что поломается или еще какая напасть случится.
– Надеюсь, не случится…
Они приехали в этот район час назад и не спеша прохаживались по улицам, снова и снова раскладывая завтрашнее дело по полочкам. Прошвырнулись мимо точек, где будут поджидать сигнала разбитые попарно кореша. Поглазели на тот отрезок тротуара вдоль больших окон галантерейного магазина, где Валька Неукладов должен встретить броневик гранатами. Проверили улочки и переулки, по которым предстоит смываться по завершении дела.
Район им понравился безлюдной тишиной, обилием зелени и кривыми переулками. Их здесь была целая прорва! Адриановский, несколько номерных Самотечных, Волконских, Лаврских, Троицких; четыре Мещанских улицы, мало отличавшихся размерами от переулков.
Прохожие здесь почти не встречались. А те, что изредка появлялись, ни за что бы не догадались, кто такие эти двое. Одеты они были прилично. Который постарше, держал в руках свернутую трубочкой газету, из нагрудного кармана его пиджака торчал краешек светлого платка. Младший был чисто выбрит и благоухал одеколоном. Разговаривали мужчины тихо, обсуждая свои, явно мирные, дела.
– Мы отлично подготовились, завтра вскроем эту жестянку, – уверенно заявил Беспалый.
На сей раз Дед Сафрон возражать не стал.
– Наш Штабист потрудился на славу, – согласился он. – Дельце проработано до мелочей, все расписано по секундам. Должно выгореть.
– Жаль, не было у меня такого Штабиста! Я бы и корешей сохранил, и делишек серьезных провернул бы с десяток. Озолотился бы!
– Штабист – это наша удача. Надобно его беречь.
– Он завтра с нами?
– Нет. Я запретил ему участвовать в этом деле – пусть посидит на хате, отдохнет.
Беспалый кивнул. Дед, щелкнув портсигаром, предложил напарнику папиросу. Свернув на узкую липовую аллею, остановились, закурили.
– Одно меня гложет, – выпустил Сафрон клуб дыма.
– Забыли чего?
– Нет. Я про новобранцев. Жиденькие они какие-то, неживые. Азарта я в их глазах не разглядел.
Не все, видать, нравилось в них и Беспалому. Однако делать из этого трагедию он не стал.
– Пооботрутся. Привыкнут, – заверил он. – Вояки все опосля фронта малость пришибленные на голову. Мой сосед через дорогу тоже чудным вернулся. До войны тихий был – не слыхать, не видать, а теперь каждый день скандалит и спину супружнице кожаным ремешком шлифует.
– Может, оно и так. Я на фронте не был – не знаю, – сказал Дед Сафрон. – Но чтобы не случилось запарки
[48], пригляди за ними на первых порах.
– Это само собой! К каждому приставлю надежного кореша. И сам буду присматривать.
– Заметано…
Глава шестнадцатая
Москва, Петровка 38; июль 1945 года
Всего в группе Старцева числилось семь оперативников. Трое из них – Ефим Баранец, Игнат Горшеня и Костя Ким – были молодыми людьми от двадцати одного до двадцати четырех лет. Прекрасный возраст с единственным недостатком: полное отсутствие жизненного и профессионального опыта. Более взрослый состав группы боролся с этим недостатком, пытался его вывести, как выводят хлоркой чернильное пятно на бумаге. Иногда получалось, но чаще природа протестовала, потому что накопление опыта и навыков требовало времени. И безусловного терпения педагогического состава.
Больше всего выдержки оказалось у Егорова. Саня Васильков тоже был непробиваемый, но мог преподать уроки по части стрельбы, выживания, маскировки, ориентированию на местности и прочих сопутствующих военной разведке штучек-дрючек. А по части угрозыска ему и самому впору было садиться за парту.
Егоров, когда выпадали свободные часы, не прочь был позаниматься с молодежью. Начинал он с того, что доставал из шкафа несколько папок, устраивался за своим рабочим столом, подзывал молодежь и говорил:
– Если хотите в чем-то разбираться, начните и обязательно разберетесь.
Заумная фраза действовала магически: молодые оперативники принимались слушать, к примеру, лекцию о том, почему жиганы первой статьей воровского закона запретили криминальным авторитетам работать в государственных структурах, поддерживая свое существование лишь «честным» воровским ремеслом. Или же почему до войны, чтобы стать вором в законе, соискатель не должен был иметь на своей совести чужих загубленных жизней, а после войны все вдруг встало с ног на голову…
Занятия с Егоровым всегда протекали интересно и живо. Он читал лекции без конспектов, а папки раскрывал лишь для того, чтобы привести конкретные примеры. Он все знал на память и мог так увлечь интересными рассказами, что молодые люди слушали, затаив дыхание. Иногда Егоров специально провоцировал их на обсуждения, горячие споры. И те с удовольствием поддавались на «провокации», а после, разгоряченные и уставшие, с неохотой расходились по домам.
* * *
Покуда опытные оперативники ездили в Котельники и разговаривали там с майором Сорокиным, в кабинете на Петровке оставались работать Игнат Горшеня и Костя Ким.
У каждого из них были свои, давно обозначенные обязанности. Будучи штатным фотографом оперативно-разыскной группы, Игнат просматривал отснятые пленки и выбирал для печати наиболее удачные кадры.
Костю чаще всего оставляли дежурить на телефоне. Это означало, что сотрудники группы, находясь на выезде в любой точке Москвы, могли позвонить ему и попросить исполнить какое-то срочное поручение. К примеру, сбегать в лабораторию за результатами экспертизы и зачитать их по телефону. Или заглянуть в архив для поиска нужных документов. Или же разыскать кого-то из вышестоящего начальства. Разнообразных поручений было превеликое множество, Костя всегда выполнял их с большим рвением, ощущая себя при деле. Но иногда ему приходилось сидеть в кабинете рядом с молчавшим телефонным аппаратом и скучать.
Рост у Кима был небольшим – чуть выше ста шестидесяти. Легкий, подвижный и спортивный, он обладал отличной реакцией, быстро бегал и хорошо стрелял. Несмотря на восточную внешность, родился и вырос он в Москве. Прекрасно знал многие районы города и некоторые криминальные районы, возле которых довелось пожить. Соображением бог тоже не обидел – среднюю московскую школу он окончил без троек. А после Центральной школы милиции в числе лучших выпускников был направлен служить в Московский уголовный розыск.
