– Да, честно говоря, достали меня эти бумаги! Хочется нормальных дел, а не здесь штаны протирать и чернила переводить!
– Понимаю! Но дай ты молодому шанс, а вот если не справится… – Зверев сделал внушительную паузу.
– И что тогда?
– Тогда я тебя в бой отправлю! Ты не Вадик! Ты у меня настоящий мастер сыска! Мой главный резерв! Моя, так сказать, старая гвардия.
– Опять издеваетесь?
– Ни капельки.
– А чего ж опять меня Венечкой называть стали? Ведь был же на этот счет уговор.
– Уговор?.. Какой уговор? – Зверев, усевшись за стол, снова уставился в лежавшие перед ним документы. Костин лишь махнул рукой и поинтересовался:
– Тебе, как всегда, покрепче, Василич?
– Разумеется, и без сахара!
Костин протянул Звереву стакан. В этот момент в кабинет ворвался Богданов.
– Это что ж такое делается! Вы только послушайте! – Богданов бросил на стол свой портфель, схватил со стола Костина второй стакан и сделал из него пару глотков. – Ух ты, горячий какой!
– Я вообще-то его не тебе наливал! – возмутился Костин.
– Прости, запарился совсем. Тебе что, чая жалко?
– Не жалко, просто у нас не буфет! Хочешь чая, так заваривай себе сам, самовар только что закипел.
– Так! Хватит про чаи! – перебил Зверев. – Что там у тебя стряслось?
Богданов сел за свой стол, достал из портфеля кипу бумаг и ткнул в верхнюю папку пальцем:
– Вот! Я вчера полдня в архивах просидел. Выяснял тех, кто мог знать хоть что-то про пропажу Малашина и генеральского сына. Искал списки сотрудников райотдела, где наши ребята работали! Нашел аж двенадцать человек и вот итог: трое погибли на войне, четверо больше не служат в милиции и уехали из города, еще четверых я все-таки сумел найти и отыскать – благо вы мне для этого Горячева дали.
– Нехило наша прокуратура живет! Я в свое время по оперативным делам на машинах не ездил! – возмутился Костин. – Все больше ножками или на трамвайчике.
– Веня, заткнись, – прихлебывая из стакана, осадил его Зверев.
Вадик продолжил:
– Так вот, трое из опрошенных понятия не имеют о том, куда подевались Егор и Василий, а четвертый вообще отказался со мной разговаривать!
– Это еще почему?
– Да потому что он форменный хам! Я ему представился, удостоверение показал, а он меня хмырем назвал.
– И как фамилия этого хама? – поинтересовался Зверев.
Веня вскочил, достал из своих бумаг выписку из личного дела.
– «Селиванов Захар Демидович, проходил службу в Шабановском райотделе города Пскова в должности помощника дежурного», – прочитал Зверев. – Этот вполне может знать про наших пропавших архаровцев.
– Вот и я про то, но он гад уперся, а еще «крысой сухопутной» назвал, – обиженно воскликнул Богданов.
Зверев сдвинул брови к переносице:
– Крысой, говоришь? Сухопутной? Так это же хорошо!
– Хорошо, что меня крысой обозвали?
– Да нет, хорошо другое: раз он не уважает сухопутных крыс, выходит, он на флоте служил.
– Да уж явно не в пехоте! Фуражка на нем с «крабом», тельник заношенный. Весь из себя важный такой, а у самого руки трясутся! Пьянь подзаборная! Я его спрашиваю: «Это вы Селиванов?» – а он у меня на опохмел требует!
– Ну и…
– Что «и»?
– Дал ты ему на опохмел?
– Вот еще!
Зверев и Костин переглянулись.
– Ну ты, Вадик, даешь! – хмыкнул Костин. – Трешку для дела пожалел.
– Ничего я не пожалел, – Богданов надулся еще сильнее. – Просто я пьянство не поощряю.
– Ладно, хватит цапаться! – цыкнул Зверев. – Значит, моряк наш Селиванов, ну и хорошо…
– Да что хорошего-то?
– Хорошо, что мы теперь знаем, как с этим мореманом разговаривать.
– И как?
– Раз он у нас настоящий «морской волк», значит, и крутить его будет тоже моряк. А знаешь ли ты, Вадик, где наш дорогой Венечка служил до того, как к нам в милицию попал?
– В Морфлоте! Где же еще? – ответил Богданов.
– Неужели Веня о своем морском прошлом уже похвастаться успел?
– Ничего он не успел! Просто у него якорь на предплечье наколот, а еще походка уж больно вальяжная – вразвалочку…
– Молодец, Вадик, наблюдательность в нашем деле очень важна! – похвалил Зверев и посмотрел на Костина. – Ну что, Венечка, догадываешься, почему этот Селиванов с нашим дорогим Вадиком общаться не пожелал?
– Потому что гусь свинье не товарищ! – недовольно бросил Костин.
– Это Селиванов, что ли, у нас гусь? Или ты себя имел в виду? Да нет, ты сейчас не на гуся, ты сейчас больше на надутого индюка похож! – продолжал подначивать парня Зверев. – Смотри, Вадик, как он злится из-за того, что я его Венечкой называю! Ну ничего, теперь у него будет возможность отличиться. Выпытает наш Венечка у этого морского волка все тайны, я его опять Вениамином называть стану. Ну, не постоянно, конечно, а какое-то время!
– Как минимум год! – процедил Костин.
– Год, это ты, конечно, загнул. Хотя если ты из этого волчары что-нибудь по-настоящему дельное вытянешь, то будет тебе год!
– Заметано! Все, что помнит и не помнит, расскажет! Уж ты меня, Василич, знаешь.
Глава 3
Весь день Захар Селиванов изнывал от похмелья. Единственное, что ему хоть как-то помогло, это помидорный рассол, который ему поднесла соседка по лестничной площадке Глафира Сердюкова. Дать денег в долг соседка наотрез отказалась, но рассол вынесла, велев непременно вернуть пустую банку.
Обычно в таких случаях похмелье отступало, но сегодня к вечеру Захара затрясло сильнее обычного. Когда по радио стали передавать вечерние новости, Захар выпил остатки рассола и упал на кровать. В этот момент в дверь коротко позвонили. Захар матюгнулся и рявкнул, не вставая с кровати:
– Кого там еще несет?
Непрошеный визитер снова начал звонить и не отпускал кнопку, пока Захар не открыл дверь. На пороге стоял коротко стриженный парень в кепке-лондонке и смотрел на Захара с плутоватым прищуром. Высокий, жилистый, в белой рубахе и широких брюках на подтяжках. В руке парень держал коричневый пиджак, в который было что-то завернуто.
– Здорово, дядя! Тут такое дело…
Захар грубо перебил:
– Ты кто такой? Чего трезвонишь как очумелый, или здоровье лишнее?
Парень беззлобно рассмеялся.
– А ты, я гляжу, дядя, тот еще ухарь! Мне тут твои соседи по ку́барю шепнули, что у тебя можно яшку кинуть?
[2]
