– Что, сами устраним?
– Какое там «сами»? Здесь рембригада нужна. Видишь, Семеныч по мосту пошел? Так вот пока он до ближайшего телефона доберется, пока дозвонится до депо, пока ремонтники приедут… вот и считай.
Вадик застонал. Что же ему делать? Если он вернется и поедет обратно, то, пожалуй, может еще успеть к Корневу на доклад, но тогда про встречу с потенциальной свидетельницей сегодня можно забыть. Вадик почесал подбородок. А что, если эта Таисия Горская ничего нового не скажет?
Он вышел из вагона, вокруг которого уже толпились остальные пассажиры. Кто-то двинулся по ходу трамвая, кто-то направился назад. У трамвая кроме Вадика топтались только две старушки и грузный мужчина в панаме.
– Два-три часа будем тут торчать, – повторила кондукторша. – Так что решайте!
Если он не явится на доклад к Корневу, который наверняка потребует от него злополучный отчет, ему основательно влетит. Вадик открыл портфель, достал отчет, бегло просмотрел и нервно засунул обратно. Еще раз обернулся и решительно двинулся вперед.
* * *
На пороге Вадика встретила немолодая дама в черном шелковом халате, с жемчужным ожерельем на морщинистой груди. Женщина, как ее и описывала словоохотливая тетя Галя, и впрямь оказалась необычайной сухощавой особой. Но больше Вадика поразила не худоба, а рост Таисии Горской. Она была выше большинства знакомых Вадику женщин и смотрела на него свысока, сжимая в тонких пальцах мундштук с папиросой.
Судя по морщинистой шее и костлявым рукам, похожим на паучьи лапы, старушке было никак не меньше восьмидесяти, но выглядела она при этом не так уж и плохо.
Аккуратно уложенные седые как снег волосы, ярко накрашенные губы и напоминающий клюв хищной птицы нос делали ее похожей на сказочную колдунью.
Когда следователь сунул было руку в карман, чтобы достать служебное удостоверение, Горская выпустила ему в лицо тонкую струйку дыма и одарила режущей, точно острая бритва, усмешкой.
– Чем могу? – Голос у Горской был под стать ее взгляду, такой же колючий и холодный.
Вадик запнулся и вместо красной «корочки» вытащил из нагрудного кармана носовой платок.
– Жарко на улице, – процедил Вадик, чтобы сказать хоть что-то и собраться с мыслями.
– Если вы решили поискать здесь прохладное местечко, то вы явно не по адресу! Или отвечайте, что вам нужно, или убирайтесь! Я не принимаю гостей, тем более таких, как вы!
Увидев на лице хозяйки жгучее презрение, Вадик почувствовал, как к его ушам и щекам начала приливать кровь. Да что эта дылда себе позволяет? Он снова сунул руку в нагрудный карман, собираясь представить удостоверение, но вспомнив свое недавнее общение с Захаром Селивановым, решил, что с этим пока не стоит спешить. Если уж пьяницу Селиванова его документы не вразумили, то этой раскрашенной фифе тем более плевать на то, где он работает.
В голове все смешалось: страх, гнев, обида…
Как-то в приватной беседе Зверев обмолвился, что с потенциальным свидетелем нужно вести себя как с ребенком. Многие при виде удостоверения впадают либо в гнев, либо в ступор. Если с первых минут ты видишь, что твой свидетель не симпатизирует тебе, есть лишь два пути: либо сломить его волю, либо заинтересовать, заинтриговать – одним словом, заставить почувствовать удовольствия от того, что он тебе помогает.
Вадик судорожно размышлял: как бы на его месте поступили Костин и Зверев? С детства родители его учили, что врать нехорошо, но Вадик давно уже убедился, что врать во имя великой цели очень даже можно. В его голове уже созрел план, и он приступил к его осуществлению.
– Я понимаю, что встречают по одежке, но хочу предупредить, что опрометчивые выводы не всегда правильны! – сказал Вадик со своей привычной хрипотцой, при этом вытянулся, щелкнул каблуками и учтиво кивнул. Мундштук в руках сухощавой хозяйки на мгновение застыл, брови выгнулись в две ломаные дуги. Старушка была явно озадачена.
– Хотите сказать, что я приняла вас не за того, кем вы являетесь? – с сомнением поинтересовалась она.
– Я думаю, что вы приняли меня за какого-нибудь мелкого клерка, конторского работника или курьера…
– Я приняла вас за комсомольского агитатора, разносящего жильцам всякую агитационную литературу. Если я ошиблась, то поясните, кто вы такой?
– Я не партийный агитатор и уж точно ничего не раздаю! Меня зовут Вадим Петрович Богданов, – Вадик снова щелкнул каблуками и тряхнул головой. – Я занимаюсь поиском одного своего близкого родственника, который также не имеет отношения ни к большевикам, ни к сочувствующим им элементам. Вы ведь Таисия Горская, верно?
– Да, я Таисия Горская! – сказала хозяйка квартиры, отступив немного назад.
– Мне сообщили, что вы, возможно, общались с братом моей матери штабс-капитаном Пыховым!
– Пыховым? Штабс-капитаном? – глаза старушки округлились. – Пыхов… Пыхов… Я что-то не припомню никого с такой фамилией. Как вы сказали – штабс-капитан?..
– Совершенно верно! Штабс-капитан Пыхов… Денис Виссарионович! Некогда он числился личным адъютантом великого князя Александра Михайловича.
Старушка махнула своими сухими ручищами, приглашая Вадика войти.
– Заходите же! Заходите скорее! Вы говорите такие вещи, которые не стоит обсуждать в коридоре.
Вадик вошел, снял кепку, сунул ее под мышку, поправил рукой волосы.
– Пожалуйста: вот вешалка, можете положить сюда ваш головной убор.
Вадик аккуратно повесил на вешалку свою огромную кепку с таким величественным видом, точно это была генеральская фуражка.
– Может, чаю? – приглашая гостя в комнату, засуетилась Горская.
– Пожалуй. Не откажусь.
Он вошел в комнату и, пока хозяйка суетилась на кухне, внимательно огляделся.
Вадик вырос в интеллигентной советской семье, но до того, как его отцу выделили отдельную квартиру от завода, мальчик успел познать и всю прелесть атмосферы мрачных советских коммуналок с их вечной сутолокой и хаосом.
В этом же небольшом, но довольно уютном помещении царила совершенно иная атмосфера. Несмотря на некоторую изношенность мебели и потертость обоев, гостиная Таисии Горской напоминала настоящий музей. Посреди комнаты красовался стол из красного дерева, стены были завешаны картинами и портретами мужчин во фраках и котелках, женщин в затейливых шляпках и пышных юбках, а также девочек в платьицах с бантами и лентами и мальчиков в рубашечках и панталончиках в матросском стиле.
Настоящим украшением гардеробной и главной ее достопримечательностью, без всякого сомнения, был великолепный шкаф с огромным зеркалом. У окошка стояла громоздкая глиняная ваза с раскидистым цветком. В дополнение ко всему этому великолепию прилагались выполненные в викторианском стиле небольшая софа и уютное кожаное кресло.
Услышав, что хозяйка возвращается, Вадик взял себя в руки и снова вытянулся как струна.
