– Делай что велят! – младший сержант-конвойный дернул парня за рукав.
Антипов оглядел присутствующих и нехотя оголил живот.
– Теперь штаны приспусти! – приказал Зверев.
– Чего? – окрысился парень.
– Слегка приспусти, мне хозяйство твое без надобности. Я низ живота хочу увидеть.
Задержанный оттянул пояс брюк.
– Мне все ясно. Уведите его!
Конвойный вопросительно посмотрел на Корнева, тот согласно кивнул.
– И что же ты там такого интересного искал? – спросил Корнев, когда Антипова увели.
– Шрам, – отозвался Зверев. – Я искал шрам! Ты, Степа, наверное, подумал, что я опоздал сегодня из-за того, что в очередной раз бурно отмечал ликвидацию банды Лощеного. Нет. Вчера я кое-что выяснил, а сегодня наведался в больницу к генералу Антипову. Знаю-знаю, ты не хотел, чтобы я с ним встречался, потому что считал, что таким, как он, может повредить общение с личностями вроде меня. Но я не только не навредил Антипову, а, наоборот, дал ему облегчение и надежду.
– Может, перейдешь к сути? – насупился Корнев.
– Я расспросил Антипова, были ли у его сына особые приметы. Он сказал, что в детстве у Егора случился острый перитонит. Парню удалили аппендикс, и после операции у него остался огромный шрам внизу живота. Сегодня я убедился, что никакого шрама у нашего Антипа нет. Следовательно, это не сын генерала!
– Ты хочешь сказать, что мы задержали кого-то другого? Невиновного? – засуетился Ткаченко.
– Нет! Мы задержали убийцу и предателя, но это не Егор.
– Антипа опознали двое: Кеша и сам генерал… по фотографии. Что за чушь ты тут несешь? – воскликнул Корнев.
– Тогда вернемся назад, – Зверев оглядел присутствующих и лукаво улыбнулся. Он подошел к Корневу, открыл папку с материалами по Матвею Калинкину и достал из нее две фотографии. – Посмотрите на фотографию этого ублюдка-карателя! Он в форме, с винтовкой, с кобурой на боку. А еще – в портупее.
– Обратили! Не тяни резину, говори по делу!
– А теперь обратите внимание на саму портупею.
– И что в ней особенного? – поинтересовался Богданов.
– А ну сними ремень, – приказал Зверев.
– Ты что, всех сегодня будешь раздевать? – сурово спросил Корнев.
– Пороть будете, Павел Васильевич? – пошутил Богданов.
– Захотел бы выпороть, свой бы ремень снял – он у меня толще! Снимай, кому сказано!
Вадик покорно снял ремень.
– Что дальше?
Зверев скомандовал:
– А теперь надевай его обратно!
Вадик вставил ремень в лямки и застегнул пряжку.
– Надел и что?
– А теперь посмотрите, куда он заправил свободный конец. На какую сторону?
– На левую.
– А до этого он как у тебя был заправлен? – поинтересовался Зверев.
– Так же.
– У меня тоже на левую, и у тебя, Степан Ефимович, на левую, а вот у нашего гостя из госбезопасности Юрика свободный конец ремня наверняка заправлен на правую сторону.
Ткаченко встал. Он явно был заинтересован тем, что здесь творится. Он распахнул китель, задрал рубаху и продемонстрировал всем свой ремень.
– На правую! Гляньте же, на правую! Он же в кителе, ремня не видно! Как вы догадались? – удивился Богданов.
– Нет ничего проще, – пояснил Ткаченко, заправляясь. – Капитан Зверев видел, как я писал в блокноте и делал это левой рукой. Я левша!
– Что и требовалось доказать! – оживленно выпалил Зверев. – Так вот: правша, как правило, оборачивает себя ремнем справа налево, чтобы затягивать его правой рукой. Пряжка ремня остается слева, а на левую сторону заправляется конец ремня. У левшей все наоборот. У нашего Калинкина конец ремня заправлен на правый бок. Я сразу обратил на это внимание, но поначалу не придал особого значения. Когда одна моя знакомая по имени Саша рассказала мне о своем отце, который очень мечтал о сыне, в моей голове все перевернулось. Будущий папаша мечтал о сыне, а когда родилась девчонка, назвал ее универсальным именем. Впоследствии отец Саши любил называть дочь Алексом, Шуриком и Санькой… Эта история о неудовлетворенном папаше навела меня на мысль – я вспомнил о фотографии наших подпольщиков. На фото, найденном Вадиком, было пять человек. Так как первой слева стояла девушка, мы посчитали, что это Женя Береза. Усатого, стоявшего с другой стороны, мы определили как Саньку Сохно.
Тут-то я в очередной раз рассмотрел Матвея Калинкина и его ремень. То, как он был заправлен, дало мне повод сделать предположение, что Калинкин – левша. Мы знаем, что левша все делает несколько иначе, чем правша. Я навел справки и выяснил, что некоторые левши даже видят все наоборот. «А что, если и Калинкин – ярко выраженный левша?» – подумал я. Список подпольщиков написан в столбик. Я предположил: а что, если Калинкин написал на обороте фотографии имена и фамилии подпольщиков не слева направо, а наоборот? Что, если в самой верхней строчке указан тот, кто стоит справа?
– Что за чушь? – возмутился Корнев.
– Подождите! Пусть говорит, – поднял руку Ткаченко.
Зверев с благодарностью кивнул.
– Тогда то, что мы читали как:
Женя Береза
Степка Сазонов
Васька Малашин
Егор Антипов
Санька Сохно
Можно прочесть наоборот:
Санька Сохно
Егор Антипов
Васька Малашин
Степка Сазонов
Женя Береза
Все кинулись рассматривать фотографию. Наконец Вадик спросил:
– Вы хотите сказать, что Санька Сохно – это девица с косой?
– Вот именно! Девушка Санька Сохно, если сказать точнее, то Александра Сохно, а усатый – это Евгений Береза!
– И что же у нас из этого следует? – спросил Корнев.
– Так все же просто! – пояснил Вадик. – Антипов узнал на фотографии сына, и у него прихватило сердце. Мы посчитали, что, говоря о сыне, он имел в виду только что побывавшего здесь задержанного. На фото он стоит по левую сторону от Малашина. На самом же деле Егор стоит справа от Василия и он – вот этот парень с волнистыми волосами. Все просто!
– Получается, что генерал опознал Егора, а Кеша опознал Сазонова, – наконец понял Корнев.
– …которого знал как Антипа! – пояснил Зверев. – Думаю, что после того, как подпольщиков арестовали, Сазонов и Малашин согласились служить немцам, а Березу, Сохно и Егора расстреляли. Сазонов присвоил себе документы Егора и после войны жил под его именем.
– Значит, сын генерала не предатель? Получается, что его расстреляли немцы? – обрадовался Корнев.
