— Подождите, док! — крикнул пациент как раз перед тем, как я нажал на спусковой крючок. — Он пытается нам что-то сказать… что-то о маленькой девочке у подножия скалы и о сломанной ноге. Возможно, потребуются шина, обезболивание и капельница.
— Спасибо огромное, доктор Дулиттл, — сказал я.
Когда мы добрались до места, там собралась приличествующая случаю толпа, и у всех уже было праздничное настроение. Несколько человек успели открыть банки с пивом, а кто-то надул огромный батут в виде замка. Маленькая светловолосая девочка идеального арийского происхождения лежала у подножия типичной скалы. Я с роковым удовлетворением отметил, что утес, похоже, вот-вот обрушится.
Кто-то необъяснимым образом получил форму рабочего Нацпарка и безуспешно пытался скрыть свое огромное удовольствие.
— У нее нога крючком, доктор, — сказал он, — вам лучше спуститься к ней.
Я в тот день принарядился, а кругом было грязно. Где все эти боевые парамедики, когда они так нужны, подумал я.
В конце концов я спустился, раздал несколько автографов и неохотно расстался с поклонницей, прибившейся ко мне по пути. При таком количестве зрителей даже о быстром сексе не могло быть и речи.
— Это растяжение, — крикнул я, и по толпе пробежала волна зачарованного ужаса.
— Растяжение, растяжение, — завыли они.
— Вертолет уже в пути, доктор, — с энтузиазмом сказал работник Нацпарка, — но нам придется сварганить носилки из диджериду и шкуры вомбата.
— На самом деле в растяжении связок ничего особенно плохого нет, — ответил я. Профессиональная честность перевешивала необходимость довести мелодраму до конца. — Вставай, девочка. — Я слегка похлопал ее по ноге, чтобы подчеркнуть свой авторитет, и она неохотно поднялась. Толпа начала расходиться, бросая на меня неодобрительные взгляды. Отклонение от первоначального сценария, очевидно, считалось дурным тоном.
Снова появился кенгуренок Скиппи
[165]: «Кое-что о пещере, оползне, двух детях, пневмотораксе, дренаже грудной клетки и…»
Одинокий выстрел эхом разнесся по эвкалиптовым рощам. Вдалеке взметнулась в воздух стая попугаев. Их крылья отливали золотом на закате, и тут пошли финальные титры.
Le beau doc Sans Merci
BMJ, 24 ноября 2001 г.
«Шла полем Прекрасная Дама, <…> змеи — локоны, легкая поступь, а в очах — одинокая ночь»
[166], и, по ее словам, она собиралась поступать в медицинский, но потом посетила местную больницу, и молодые врачи отговорили ее, поэтому она подумывала о стоматологии.
«На коня моего незнакомку посадил я» и весь день рассказывал ей о достоинствах своей работы.
— Спрашивать молодого врача о том, каково быть врачом, — все равно что спрашивать головастика о том, каково быть лягушкой, — сказал я. — Подумайте о возможности путешествовать по всему миру, о привилегии быть тем, кому доверяют пациенты, об удивительно сложных и уникальных случаях, с которыми обращаются к врачу. Подумайте о гарантии владения жильем, о надежном доходе в нестабильном мире, о независимости. Как только вы станете терапевтом или врачом общей практики, вы сами себе начальник, и вам не нужно ни к кому подлизываться. У нас благородная судьба, достойная, богатая опытом жизнь, похожая на эпическую поэму радостей и печалей.
Нам нужна система профессиональных стажировок для таких молодых и искренне заинтересованных людей, как вы. Чтобы можно было легко определить, какие консультации вам не стоит посещать, и, конечно же, пациенты должны быть полностью информированы и согласны. Но даже в этих рамках существует возможность почувствовать настоящий вкус нашей работы, и это было бы куда лучше, чем учиться у молодых врачей или смотреть телесериалы.
Порыв ледяного ветра развеял мои грезы. Мы остановились на унылом склоне холма, хрипло каркали вороны, тварь из Черной лагуны резалась в карты со страховым агентом, а высоко над головой американский бомбардировщик выбрасывал продукты, которых хватило бы на небольшой рюкзак. Все эти предзнаменования были плохими. Конечно же, банка бобов упала вниз, как бомба, почти обезглавив мою лошадь, и студентка стала какой-то чудной. Она трижды обошла вокруг меня, ее глаза сверкали, волосы развевались, и она невпопад декламировала обидный стих.
— «Все кричали: Прекрасная Дама без любви залучила тебя», — она ликовала, потом превратилась в химеру, затем в горгону, потом снова в девушку (теперь ее волосы стали вполне себе вьющимися), а затем продолжала: — И я по-прежнему думаю о стоматологии, если вы не возражаете, безо всех этих ужасных дорогих и бессмысленных экзаменов.
— Ладно, — ответил я, сгрузив ее с лошади, и, упав, она спугнула белку с орехом наперевес. — В таком случае вы свободны.
Ищите героя внутри себя…
BMJ, 24 марта 2010 г.
— Мне нравится запах напроксена поутру, — сказал поседевший инвалид, глядя на пламя и по невнимательности проболтавшись о своей работе консультантом-фармацевтом. — Запахи… экономии и бендрофлуметиазид, — продолжил он бессмысленную трепотню, — это дешево. И вообще, как раз тот препарат, который приняли бы дикие коммунисты. АПФ, ВМ
[167] — это более по-американски.
Подбежал еще один пожарный.
— На первом этаже застряли люди, — приподнято крикнул он мне. — Но туда нельзя, это слишком опасно, вы рискуете своей жизнью.
— Да, конечно, без проблем, — сказал я. — Есть рекомендации Национальной службы здравоохранения, и я не могу их нарушить. Там четко сформулировано, что в случае пожара нужно всегда следовать советам специалистов. Я просто подожду здесь, пока вы, ребята, ставите оцепление, выламываете двери топориками, заводите шланги и лестницы, ведете себя как мачо, позируете обнаженными для благотворительных календарей и, ну вы понимаете, делаете свое дело.
Этот ответ, похоже, несколько смутил пожарных.
На какое-то время растерявшись, они смотрели то на меня, то на огонь, то на меня.
— Даже не думай об этом, — сказал первый, храбро предприняв еще одну попытку. — Это старый деревянный дом, в подвале стоит бочка масла, крыша неустойчива и может в любой момент обвалиться, а лестница горит, и ступени могут не выдержать вашего веса. Это смертельная ловушка.
Зеваки уже сто раз видели такое по телевизору, поэтому знали, как реагировать.
— Не ходи туда, безумец, — кричали они, — ты просто погибнешь, это сумасшествие, живым не выберешься!
