– Чего ты хотел на самом деле? – спросила я.
Исаак посмотрел на меня.
– Я никогда не планировал оставаться на ферме, я всегда хотел учиться.
– Но из-за случившегося с твоим отцом остался там.
Его взгляд помрачнел.
– Да.
– Надолго?
– Больше чем на год.
– Это правда долго.
– Проблема даже не в этом… по крайней мере не совсем. Мне всегда было ясно, что однажды я уеду, чтобы попробовать что-нибудь новое. Я действительно хотел выяснить, подойдет ли мне что-то другое, и собирался изучать как можно больше предметов. Но, видимо, я хорошо делал свое дело. Родители гордились тем, как я справлялся со всеми задачами. Они думали, я передумал.
Я поставила следующую бутылку на подъемник.
– Но ты не передумал.
Он помедлил с ответом.
– Нет.
Ему явно было тяжело это обсуждать. Я не докапывалась, потому что сама терпеть не могла, когда люди не прекращали задавать мне вопросы о вещах, которые их не касались.
– Когда я сказал об этом отцу, – некоторое время спустя вновь начал он, – тот как с катушек слетел. Он не сомневался, что я возьму хозяйство на себя, хотя я никогда такого не говорил. Тогда он буквально вышвырнул меня вон. – Исаак сглотнул. – С тех пор мы с ним вряд ли обменялись и парой слов.
– Но ты ведь мне рассказывал, что каждые выходные ездишь домой, чтобы помогать.
Он пожал плечами:
– Я так и делаю. Езжу туда из-за брата и сестер, чтобы проводить с ними время. И из-за бабушки с дедушкой, которые живут в том же доме, что и мы. Параллельно делаю там все, что понадобится. Но с родителями практически не разговариваю. Они очень во мне разочарованы.
Исаак сильно стиснул зубы. А протягивая последнюю бутылку, избегал моего взгляда.
– Это полный отстой, Исаак, – сказала я.
Тот грустно улыбнулся:
– Мне тоже так кажется. Но что есть, то есть. Я не изменю свое мнение, пусть и люблю ферму. Поэтому пытаюсь не сидеть на шее у родителей. Они никогда не хотели, чтобы я шел учиться, но… – Он беспомощно дернул плечами. – Мне просто нужно было вырваться и увидеть, что еще способен предложить мир. Посмотреть, чем я вообще хочу заниматься. Можно так много узнать, открыть для себя столько всего, из чего я видел лишь малую часть. Я просто хотел… большего.
Это я хорошо понимала. И чувствовала когда-то то же самое, пускай и сбежала из Рентона по другим причинам.
– Значит, ты зарабатываешь деньги, которые не хочешь брать у своих родителей, – пробормотала я.
Он кивнул:
– Плюс не так-то легко иметь трех сестер и брата. Моя старшая сестра Элиза учится в элитном университете, что невероятно дорого. К тому же есть еще Ариэль, Леви и Айви. Денег у нас всегда мало.
– Сколько лет твоим сестрам и брату?
– Элиза на год старше меня, то есть ей двадцать два. Ариэль восемь лет, Леви – шесть, а Айви в марте исполнилось два года.
– Ого, ничего себе. Так у вас довольно значительная разница в возрасте.
Исаак криво усмехнулся:
– Мама с папой всегда мечтали о большой семье, но после меня у мамы случился выкидыш. Это… оказалось для нее тяжело. Прошло много времени, прежде чем они решились попробовать снова. А потом нас внезапно стало семеро.
Я попыталась посчитать в уме, сколько лет родителям Исаака, если после стольких лет они еще пробовали завести детей.
– Моей маме было двадцать, когда она родила меня, – пояснил Исаак, словно прочитал мои мысли. – Они с папой рано поженились.
– А что твои родители думают по поводу того, что ты так много работаешь?
Почему-то я не могла перестать бомбардировать Исаака вопросами. Обычно меня раздражало, когда кто-то столько рассказывал о себе, однако с ним это воспринималось иначе. Мне было интересно, что он скажет. Я хотела знать больше.
– Им вообще не нравится, что я самостоятельно встал на ноги в финансовом плане. По-моему, они злятся, что им нечем на меня надавить. Но дедушка считает, что папа просто чересчур гордый, чтобы признать, как его ранит, что я сильно от них отдалился. Причем изначально я лишь хотел как лучше. Пару лет назад, когда я еще ходил в старшую школу, нам едва не пришлось продать ферму, потому что дела обстояли настолько плохо.
Я тихонько чертыхнулась, однако Исаак только улыбнулся:
– К счастью, до этого не дошло. Но мы были вынуждены экономить – на всем, чем только можно. На новую одежду денег не хватало, поэтому нам с Элизой приходилось делиться вещами. Наверняка ты себе представляешь, насколько популярен в старшей школе парень, который носит одну и ту же одежду со своей сестрой.
– Ты уже говорил, что школьное время у тебя было… не из лучших.
Он хмыкнул:
– Это был ад. Мои одноклассники были… адом.
– Только потому, что ты носил не новую одежду? – спросила я.
– Потому что мы жили бедно. По-настоящему бедно. И все об этом знали. Это было видно с первого взгляда. Не только по шмоткам. По моему рюкзаку, по еде, которую я брал с собой, по отсутствию у меня кроссовок. Для подростков это достаточно веская причина, чтобы подсовывать тебе всякие гадости в шкафчик или подкарауливать тебя и несколько вечеров подряд запирать в туалете для девочек.
У него на лбу образовались глубокие складки, однако выглядел он скорее растерянным, чем взбешенным, как будто просто-напросто не мог понять, почему его так беспокоили эти воспоминания.
Но я понимала.
Поэтому Исаак стал таким, какой он сейчас. Дело не в рубашках, чистой обуви или уложенных волосах – дело в контроле, который он, в отличие от себя в прошлом, теперь имел над своим внешним видом и впечатлением, которое производил на окружающих.
Я задалась вопросом, что означал тот факт, что этот контроль он в последние дни передал именно мне.
– Меня удивляет, что ты продолжаешь ездить на ферму родителей. Не знаю, получилось бы у меня так, – произнесла я через какое-то время.
– Независимо от того, устраивают их мои решения или нет… моя семья – мой дом. Это никогда не изменится.
На этих его словах у меня сильно забилось сердце. То же самое я испытывала по отношению к Райли.
Исаак взял у меня ручку и поставил последнюю галочку в списке. И будто прочитав мои мысли, неожиданно спросил:
– А у тебя есть братья и сестры?
– Да, сестра.
– Сколько ей лет?
– Двадцать три. Она работает в ветеринарной клинике и… недавно обручилась. – Эти слова ощущались такими неправильными у меня на языке, что я еле смогла их выговорить.
