Во рту пересохло, и я сглотнула, способная лишь смотреть на Исаака.
Как он относился к своей семье… так трогательно и искренне. Я понятия не имела, что со мной творилось, но в тот момент готова была сделать что угодно, лишь бы он не прекращал меня касаться. Мне хотелось, чтобы он продолжал гладить меня по голове, крепко обнял и поговорил со мной своим успокаивающим голосом.
Боже, да что со мной случилось?
Я быстро отступила на шаг назад. А когда Айви и Исаак испуганно взглянули на меня, через силу изогнула губы в улыбке и демонстративно подняла фотоаппарат.
– Вы так мило смотритесь, – объяснила я, едва дыша и слишком быстро.
Исаак, казалось, ничего по мне не заметил или, по меньшей мере, повел себя достаточно вежливо, чтобы не заговорить со мной об этом. Он шепнул что-то на ушко Айви, заставив малышку захихикать. Ее кудряшки запрыгали, и я нажала на кнопку. Буду фотографировать этих двоих до тех пор, пока не исчезнет покалывание, разлившееся по всему телу.
Глава 19
Оно не исчезло. Ни тогда, когда Исаак с дедушкой провели меня через двор и с блестящими от радостного волнения глазами показали свой самый новый трактор. Ни тогда, когда Исаак вывел одну из лошадей из стойла, сказал мне, что ее зовут Лунный Свет, и мы вместе один раз провели ее по конюшне. Ни тогда, когда мы вернулись на праздник, где он притянул к себе свою бабушку и начал танцевать с ней на траве под горящими китайскими фонариками.
Когда в тот вечер в Вудсхилле Исаак сказал мне, что не любит танцевать, я подумала, что он просто закомплексованный, повесила на него ярлык, как все всегда поступали со мной. Но теперь, узнав его получше и увидев его здесь, я взглянула на него совершенно иными глазами. Он веселый, верный, любящий, так трогательно заботился о своих сестрах и брате, которые были от него просто без ума, и умел с помощью всего нескольких слов вызывать улыбки на лицах всех этих людей – включая меня. Я знала, он переживал из-за ситуации с родителями, и если внимательно за ним наблюдать, то можно было заметить, как периодически его взгляд, как будто на автомате, перемещался на отца или мать, и на краткий миг его улыбка угасала, сменяясь грустью. Впрочем, проходила всего секунда, и это выражение пропадало. Но я это видела и восхищалась тем, как упорно Исаак поддерживал радостную маску, все равно вел себя ласково и непринужденно с братом и сестрами и бабушкой с дедушкой, несмотря на свою глубокую рану.
Исаак Теодор Грант оказался более многогранным, чем я думала.
Таким я хотела показать его на фотографиях. Запечатлеть это чувство беззаботности, принадлежности и любви, которое он ощущал здесь, но в то же время боль и печаль в его глазах.
Дело не в его внешности и не в том, обладал он соблазнительным взглядом или нет, а в том, что скрывалось у него глубоко внутри и делало его тем человеком, которым он являлся. В галстуке-бабочке или в кожаной куртке – плевать. Какой же поверхностной я была до этого.
Я начала все совершенно неправильно. И почему только не поняла этого намного раньше?
Внезапно кто-то подергал за низ моей рубашки, возвращая меня обратно в реальность. Я опустила глаза вниз. Передо мной стояла Айви и требовательно протягивала ручки.
Я смотрела на нее.
Она смотрела на меня.
Когда я не отреагировала, девочка выпятила нижнюю губу.
Она что, хотела?.. О боже, она хотела на руки. Ко мне.
В поисках помощи я озиралась во все стороны, однако Исаак все еще кружил бабушку по танцплощадке, а Теодор был поглощен беседой с молодой женщиной и ее мужем, которых я еще не знала.
Губка Айви задрожала. Господи, она же расплачется в любой момент.
Я с трудом сглотнула, после чего нагнулась к ней, подхватила под маленькие ручки и подняла. Потом усадила ее боком к себе на бедро, как до этого при мне делал Исаак, и надеялась, что не сделала ей больно.
Айви сразу обняла меня за шею и прижалась лицом к изгибу моей шеи.
– Ай, – сказала она, поглаживая меня по голове своей мини-ладошкой.
У меня в груди разлилось непонятное тепло.
Я крепче прижала ее к себе. Несмотря на то что была такой крошкой, она ощущалась такой теплой и тяжелой и дарила непривычное чувство безопасности. Я покачивалась из стороны в сторону, пока хватка Айви на моей шее не ослабла и неожиданно не послышалось ее тихое сопение.
Точно так же я когда-то лежала в объятиях своего папы. Абсолютное доверие. Абсолютная любовь.
Покалывание, которое было со мной целый день, становилось все сильнее, как и тепло в груди, которое вдруг показалось слишком горячим и… просто слишком. Я оказалась совершенно беспомощной и не смогла помешать эмоциям взять надо мной верх.
Лишь почувствовав соленый привкус во рту, я поняла, что плачу.
Нужно как можно скорее отсюда убраться.
Я слепо двинулась к Теодору, который на тот момент уже вновь сидел за садовым столом. Он улыбнулся, заметив меня, однако улыбка мгновенно померкла, стоило ему увидеть мое лицо. Он не задавал вопросов, а просто поднялся и забрал у меня Айви. Я чувствовала на себе любопытные взгляды парочки, которая сидела рядом с ним, но без единого слова развернулась и бросилась через сад к дому. Не хотела, чтобы кто-нибудь увидел меня такой – тем более Исаак.
Я прошла по гостиной, попав прямо в руки матери Исаака, которая с испугом посмотрела на меня.
– Сойер, – сказала она – после «Добрый день» это было первое слово, которым она обменялась со мной за сегодняшний день. Как и отец Исаака, его мать упрямо сторонилась нас с Исааком. Я не думала, что она хотя бы имя мое знала. Ее имя я забыла. – Все в порядке?
– Мне… – Я помотала головой. – Мне просто надо ненадолго…
Испуганное выражение у нее на лице сменилось тревогой.
– Идем, – мягко произнесла она и взяла меня под руку. Провела по коридору и через какую-то дверь в маленькую гостевую комнату.
– Позвать Исаака? – спросила она.
– Нет, – откликнулась я. – Пожалуйста, не надо.
Она кивнула:
– Я буду в гостиной, если тебе понадоблюсь. – Затем повернулась и закрыла за собой дверь.
Снаружи в окно лился свет фонариков и рисовал узкие желто-красные полоски на полу. Я села на односпальную кровать и согнулась пополам. Слезы продолжали течь по лицу, и даже когда я сильно прижала ладони к глазам, они не прекратились. Я плакала, и плакала, и плакала, словно Айви открыла шлюз, который у меня теперь не получалось перекрыть.
Эта семья сегодня изменила что-то во мне. Беззаветное доверие Айви, когда она уснула у меня на руках. Безоговорочная доброта Теодора по отношению ко мне, хотя я выглядела не так и вела себя не так, как все остальные люди, которые пришли к нему на день рождения. И Исаак…
