Я в курсе, Мэри Кей. Я понял. Однако Меланда СЕЙЧАС ЗАНЯТА, она растянулась на матрасе и нараспев читает мне наставление о том, что все женщины — это Си Си Блум и Хиллари Уитни, что все женщины — это Роми и Мишель, а мне лишь нужно, чтобы ты перестала пробиваться к Меланде, поэтому у меня нет выбора, Мэри Кей. Придется быть жестоким. То есть Меланде придется.
Милая, я рада, что ты ему призналась, но мне вообще-то надо и о своей жизни похлопотать, и я просто… Лол, мы можем поболтать о твоем юном воздыхателе, когда я заселюсь в гостиницу?
Ты так зла, что не отвечаешь целую минуту, и даже тогда проявляешь доброжелательность:
Понятно. Сегодня вечером пойду поливать цветы. Код такой же?
Сам я предпочел бы ключи вместо кода, а ты явно нервничаешь. На самом деле тебе плевать на цветы, ты хочешь спрятаться в ее квартире, помечтать обо мне и притвориться, что ты свободна…
Меланда усмехается.
— Слишком много сообщений, даже для нее. — Она садится на матрасе. — Ну и какой у тебя план, Джо?
ОТКУДА МНЕ ЗНАТЬ? Ты снова пишешь:
Сообщи новый код, если ты его сменила. Люблю тебя!
Я тоже тебя люблю, поэтому хочу сразу решить проблему:
Лол, код прежний, но о цветах не беспокойся. Я их выбросила пару дней назад. Будет ОТЛИЧНО, если ты заберешь почту на следующей неделе. Целую.
Ты присылаешь большой палец вверх, однако я-то тебя знаю, Мэри Кей. Ты не станешь ждать неделю — и что, черт возьми, мне делать с Меландой?
— Все не так просто, а, милый?
— Ты плачешь, когда Хиллари Уитни умирает на пляже?
— Ты даже не знал, что лучшие подруги каждый день разговаривают. И не сообщениями. Я имею в виду настоящий разговор. Вслух.
— Ты же радуешься, когда Си Си Блум получает опеку над дочерью Уитни, да? Ты всегда хотела, чтобы Номи принадлежала тебе, полностью, без остатка?
— Хватит болтать о кино. Ты облажался. Мэри Кей пойдет в полицию, если я не перезвоню. Твоя история про Миннесоту, конечно, классная; только если б я действительно улетела в Миннеаполис, я позвонила бы ей из аэропорта пожаловаться на орущего в самолете ребенка, я позвонила бы из гостиницы пожаловаться на несвежие простыни… Ты не знаешь, как поступают сестры.
— Ты ей не сестра.
Меланда фыркает.
— Прекрасно. Ты не первый человек, усердно копающий себе могилу.
Ты всегда видишь в людях лучшее, Мэри Кей, хоть это и опасный путь, вот почему мы подходим друг другу. Я вижу худшее. Я говорю Меланде, что мне все равно, попаду я в тюрьму или нет. Говорю, что она уже в тюрьме и что вся ее гребаная жизнь насквозь прогнила без любви. Она отворачивается, я говорю, что хочу лишь защитить тебя от нее и что у меня есть доказательства. Я знаю, она тебя ненавидит, и говорю, что никакая она не феминистка и не сестра и что ты больше не будешь ее пленницей.
Теперь Меланда выпрямляется и глядит мне в глаза.
— Дело в том, что я встречалась с Филом в старших классах.
Грустно смотреть, как она мрачнеет, вспоминая древнюю историю.
— Значит, Мэри Кей отбила у тебя парня… Неудивительно, что ты отравляешь ей жизнь.
— Не спеши с выводами. Говорю лишь потому, что я, очевидно, так и не смирилась. А Фил… Ну, он рок-звезда. — Это Мик Джаггер — рок-звезда, а Фил — обычный рокер. — И все же, дорогой мой… — Она прижимает руки к груди. — Ты веришь, что она бросит его ради тебя. Это печально.
— Дай мне код своей квартиры.
Она ухмыляется.
— Вот незадача, верно? Я усложняю тебе жизнь?
— Я, так или иначе, туда попаду, Меланда.
— Не сомневаюсь, — говорит она. — В мою квартиру ты проберешься. А вот между Мэри Кей и Филом ты никогда не встанешь. — Она снова ухмыляется, злобная, как королева школы. — Как мило… Задирал тут нос, потому что она наконец рассказала тебе о муже. Отобрал у меня телефон. Думаешь, ты все про нас знаешь? Ты ведь смотрел «На пляже» и «Роми и Мишель». Лучшие подруги всем делятся.
— Дай мне свой чертов код.
— Только у тебя нет стенограмм наших посиделок за вином, наших телефонных разговоров…
Ненавижу себя за то, что краснею.
— Код какой?
— Три-четыре-два. — Как в фильме «Ты меня любишь», тьфу ты. — Лучше записать, а то забудешь.
Лучше б я убил ее, Мэри Кей.
— Спасибо.
Я собираюсь уходить; она меня окликает.
— Жаль, тебя не было с нами в ту ночь, когда она мне о тебе рассказала. — Я молчу. — О том, что ты не учился в колледже, что у тебя нет друзей… Жаль, ты не слышал. О том, как плохо ты целуешься. Слишком много языка. — Не позволю ей увидеть мое лицо. Я знаю, Мэри Кей. Она врет. Наверняка врет. — Ты ведь и впрямь веришь, что можешь потягаться с Филом… Бедняга. — Я скриплю зубами. — Она права, Джо. Ты слишком много читаешь. — Не бывает такого. — Слишком увлекаешься говядиной с брокколи… — Ты так никогда не сказала бы. — Я догадываюсь, почему ты цепляешься за Мэри Кей. Она проявила к тебе доброту. Сегодня она тебя, должно быть, чем-то приободрила, но лучше б ты понял намек, милый. Мэри Кей нравится всем. Она — библиотекарь, госслужащий. Умеет угождать. Обидно, когда такие, как ты, принимают ее любезность за что-то большее.
Меланда зевает, как моя мать, и ведет себя, как моя мать, которая включала Джерри Спрингера погромче, когда я приходил домой из школы и пытался рассказать ей про свой день. Я был мертв для нее, если был счастлив. Вот что происходит, Мэри Кей. Ты меня «приободрила», сказала, что я для тебя существую, а твоя подруга хочет сбить меня с толку. Она не так умна, как мы с тобой, она не умеет радоваться за других и едва ли когда-то научится. Покончить с ней прямо сейчас? Убить твою лучшую подругу?
— Милый, не мог бы ты перенести сюда телевизор? — говорит Меланда. — У меня чувствительные глаза, яркий свет из окна меня убивает. А еще не откажусь от стейка. Умираю как хочется красного мяса, понимаешь?
Устоять нелегко. Но я устою. У меня нет плана, и пропадать из-за Меланды я не собираюсь.
Я хлопаю дверью, по пути наверх язык пульсирует во рту. Пошла ты, Меланда. Все нормально с моим языком.
Так ведь?
15
Я не отдал ей свой чертов телевизор и не собираюсь кормить ее чертовыми стейками. Если собака плохо себя ведет, угощение не положено. Все это знают. Вот кто она такая, Мэри Кей, — невоспитанная собака. Озлобленная и жестокая. Напала на меня, а я привел ее домой. Накормил. Пытался выдрессировать, а она повернулась и снова меня цапнула.
Жаль, тебя не было с нами в ту ночь, когда она мне о тебе рассказала. О том, как плохо ты целуешься. Слишком много языка.
Теперь я меряю шагами задний двор — смотрю в «Инстаграме», как бегает мой сын, чтобы напомнить себе, как чертовски я хорош. Он смешно топает. Он милый. Его сотворил я. Спотыкаюсь о корень, торчащий из травы, и ненавижу остров Бейнбридж, потому что здесь СЛИШКОМ, МАТЬ ВАШУ, ТИХО. Мы не в пустыне, никому не надо бежать на завод к семи часам утра; так почему все, кроме меня, уже дрыхнут?
