Он подступает ко мне.
— На твоем месте я бы так не разговаривал, Джо.
— Ты заявился сюда. Приказы мне раздаешь, разглагольствуешь о моей семье, черт возьми, а я тебя даже не знаю…
Ублюдок фыркает.
— Семья, — говорит он. — Одно слово — семья, друг мой.
— Как тебя зовут?
— Слушай, ты не член семьи Квинн, Голдберг. А я работаю на семью Квинн. Я здесь от их имени. Считай меня своим коллегой.
— Я на Квиннов не работаю.
— Ну да, — говорит он, — а на чьи деньги ты себе дом купил? — Я не отвечаю, потому что он и так знает чертов ответ. Свинья. Сноб. — Разница между нами в том, что семья на моей стороне, а не на твоей. Понял? В общем, оставь в покое свою бывшую и не лезь в интернет. А если не успокоишься… — Он давит ботинком ягоду клубники и смотрит на меня. — Ясно?
Затем переворачивает кепку козырьком назад и уходит, а я позволяю ему уйти. У меня нет другого выбора.
18
Не могу выбросить из головы изувеченную, истекающую кровью ягоду (что еще известно Клубничному Убийце?). Меланда делает приседания с подскоком — что, черт возьми, происходит? Я был с тобой, ты была со мной, и вот теперь твоей клубники нет, я не успел съесть ни одной ягоды, и Меланда не ест совсем. Она утверждает, что постится телом и душой, и наверняка лжет. В ее долбаной голодовке нет ничего духовного, она просто хочет стать стройнее тебя, а я не хочу, чтобы она жила здесь.
И все-таки она здесь.
И она другая, Мэри Кей. Меланда только что закончила «Историю Анжелики Хьюстон» (также известную как «Преступления и проступки»), ей ударили в голову эндорфины, она без конца болтает про «Руку, качающую колыбель», оправдывая героиню Ребекки Де Морнэй («Ну а кто бы не спятил, работая на образцовую мамашу, которая замужем за лучшим в мире мужчиной?»), а вот «Одинокая белая женщина» ее доконала («Ну а кто бы не спятил, глядя на Бриджит Фонду и ее лебединую шею?»).
Она не перестает трещать, а я не могу не думать о Клубничном Убийце. Ну почему всем так не терпится встать у нас с тобой на пути? С приседаниями Меланда закончила. Она вздыхает.
— Насчет фильма «На пляже» ты оказался прав, Джо.
— Я пойду наверх. Ты вроде бы чувствуешь себя нормально.
— Подожди, — говорит она. — Я не шучу. Ты был прав, Джо. Ты во многом прав. — Извини, Меланда, я не отморозок, который выходит из себя, когда его признают в чем-то правым. — Я не плачу в том месте, где умирает Барбара Хёрши. Знаешь почему?
Мне все равно, как всегда.
— Почему?
— Потому что она заслуживает смерти, Джо. Она украла парня своей соседки. — Меланда делает наклон, касается пальцев ног и, как Джейн, мать ее, Фонда, принимается прыгать и хлопать в ладоши над головой. Хлопок. Прыжок. Хлопок. — Я хочу поехать в Миннесоту, Джо. Я готова.
Вроде бы хорошие новости. Она хочет уйти, и я хочу, чтобы она ушла, а ЖИЗНЬ ДОЛЖНА СТАНОВИТЬСЯ ПРОЩЕ, КОГДА ЛЮДИ ХОТЯТ ОДНОГО И ТОГО ЖЕ, однако она здесь. Она много знает. Она прыгает, хлопает, прыгает…
— Я устала от этого острова, — говорит Меланда, — где женщины должны прощать женщин, которые совершают подлости. Прямо сейчас я хочу простить тебя, Джо. — Она перестает прыгать и замеряет пульс. Жаль ее родителей, и неудивительно, что они умерли так рано. — Обещаю тебе, Джо, я никому и слова не скажу… — Слишком часто она повторяет мое имя. — Ты меня исцелил. И я готова двигаться дальше. Уф, голова закружилась…
Она плюхается на матрас, берет бутылку с водой и пьет прямо из нее, хотя на тумбочке стоит пластиковый стаканчик. Она расслаблена, а я напряжен, пронизанный «вероятностями» Силверстайна. Что, если кто-то видел меня рядом с Клубничным Убийцей? Что, если ты обнаружишь клубнику в шоколаде, растертую по тротуару? Какого черта я не убрал эту размазню, и что мне делать вот с этой размазней?
— Я с ним трахалась, — говорит Меланда. — Я трахалась с Филом.
— В старшей школе. Я знаю.
— Нет, Джо. Несколько недель назад, когда Мэри Кей уехала из города. Вернись в мою квартиру. Мое белье никто не стирал, можешь отнести трусики в лабораторию. Клянусь, на них найдут ДНК Фила. — Наверняка еще одна выдумка. Мне не нужны ее трусики, мне нужны твои, и я вынимаю из кармана ее телефон. Она смеется. — Ну ты даешь! Я учительница. Я не занимаюсь сексом в сообщениях. У нас роман. Просто поверь мне хоть раз… — Поглаживает свою ногу, словно мечтая, чтобы ее гладила мужская рука, рука твоей крысы. — Помнишь, как Дженнифер Джейсон Ли оседлала парня Бриджит Фонды в «Одинокой белой женщине»? Вот у нас было так же. Много минетов…
Она пьет прямо из бутылки.
— Меланда, это не имеет значения.
— Неправда, — говорит она. — Это все меняет. Теперь ты знаешь мой грязный секрет. Можешь меня отпустить. Я не хочу, чтобы Мэри Кей узнала обо мне и Филе. А ты не хочешь, чтобы она узнала обо мне и тебе.
Я хочу, чтобы нас с Меландой вообще ничего не связывало. Почему твои подруги не могут быть нормальными? Она скрещивает ноги.
— Ты мне не веришь.
— Я такого не говорил.
— Итак, все началось после моего тридцатилетия, а это не самая счастливая пора жизни, как ты понимаешь. Мэри Кей решила устроить мне вечеринку-сюрприз, ну, ты знаешь… — Откуда мне, черт возьми, хоть что-то знать о вечеринках, и поймешь ли ты, что клубника твоя, увидев ее на тротуаре? — Я отнекивалась, но Мэри Кей настояла. Я приоделась; думала, мы посидим в каком-нибудь пабе… — Ох, Меланда, научись рассказывать истории. Ох, Мэри Кей, мне так жаль твои ягоды… — И вот она приезжает и везет меня к себе домой…
Она сочиняет на ходу?
— Можно ближе к делу?
Меланда накручивает волосы на палец.
— Зайди на мой «Фейсбук», посмотри фотографии. Для меня вечеринки не случилось, Джо. Вряд ли можно было унизить меня сильнее. Все пришли семьями. С детьми и младенцами, и это вовсе не значит, что я ненавижу детей и младенцев, но ты только представь. Мне тридцать лет, у меня нет даже парня, и Фил обещал привести гитариста из своей группы, вроде бы порядочного, только тот не явился, и на собственной вечеринке я оказалась единственной, у кого нет мужа или ребенка.
Я раскапываю фотографии в ее гребаном «Фейсбуке» и вижу тебя. Вижу детей, и все-таки снимки не могут передать полную картину. Меланда сворачивается на матрасе клубочком, как девочка-подросток, переживающая очередную школьную драму. По ее словам, вскоре она напилась и уснула на твоем диване еще до того, как вечеринка закончилась.
— Я очнулась… Не понимала, где нахожусь. Не могла вспомнить, какой сейчас год. У тебя бывало такое похмелье? — Нет. — Горький вкус четвертого десятка… — Ну теперь она включила Бриджит Джонс. — И тут заходит Фил. — Она нервно сглатывает; история становится похожей на правду. — Он расстегнул ширинку и вынул член. Я могла бы послать его. Но я жутко разозлилась на Мэри Кей. И я хотела у него отсосать, Джо… — Бриджит так не выражается. — Я хотела отомстить ей за унизительную, фальшивую вечеринку. — Она выпрямляет спину, полная гордости и стыда; ты заслуживаешь лучшего, Мэри Кей. — Вот и всё. Скоро у нас десятилетняя годовщина, и мне бы убраться подальше отсюда, чтобы ее не «праздновать». И на какие-нибудь дурацкие судебные слушания тоже не хотелось бы приезжать… из-за нынешней ситуации.
