Яко едва не умер, но Борей позаботился о том, чтобы сохранить ему жизнь. Он знал, что Главк пожалеет о своем решении — приковать юношу к веслу и отправить в открытое море. А еще он был уверен, что сибарит станет допрашивать людей, которые видели Яко после пыток, даже если допрос принесет ему только больше терзаний. Они должны были сказать ему, что мальчик изуродован, но жив и не имеет других видимых увечий. Борей на всякий случай прикрыл себе спину. Он посадил Яко на корабль, который вернется самое раннее через месяц. Кроме того, подкупил начальника гребцов, чтобы он был жесток с Яко и тот не прожил и недели. Смертность и без того была высока среди гребцов, а Яко настолько хрупок, что никто ничего не заподозрит.
Это была незабываемая ночь, но обычно все складывалось иначе. Борея томили ограничения, наложенные на него хозяином. Так, в ту волшебную ночь Борей рассчитывал, что Главк позволит ему убить Акенона. Ведь это египтянин раскрыл запретную связь между Яко и Фессалом. Гнев, вызванный дурной вестью, часто обращается против гонца.
Ожидания Борея не оправдались, и на следующее утро ему пришлось отпустить Акенона с наградой. Когда египтянин пересекал двор, ведя в поводу груженного серебром мула, Борей почувствовал запах его страха. Прежде чем египтянин покинул дворец, их глаза встретились, и Борей сказал ему без слов: «Твои боги защитили тебя, Акенон. В следующий раз удачи не жди».
* * *
Внутренняя дверь дворца — двойная, деревянная, обитая бронзой — тяжело отворилась. Борей застыл в оконном проеме и напряг зрение.
«Вот мы и встретились снова, Акенон», — жадно подумал он, разглядев лицо египтянина.
Появились также двое солдат из Кротона и кто-то еще, кого видеть он не мог, потому что его закрывала статуя Аполлона. Секретарь Главка вышел навстречу. Обменявшись несколькими словами, солдаты остались на своих местах, а Акенон двинулся вперед со своим провожатым, которого на этот раз Борей видел отчетливо.
«Да это женщина!» — удивился он.
Глаза Борея сузились, внезапно он зарычал, оскаливаясь. Подбежал к другому окну, чтобы получше рассмотреть светловолосую женщину. Обрубок языка во рту дернулся, как голодный зверь. С этого мгновения он всей силой своего извращенного существа жаждал получить в свое распоряжение Ариадну.
Глава 61
10 июня 510 года до н. э
Эврибат, старый учитель, закончил комментарий к вечернему чтению. Когда помощники разошлись по своим спальням, он вышел на улицу, сложил руки на груди и с беспокойством всмотрелся в темноту, окутывавшую общину Кротона.
«Где же Пелий?» — тревожился Эврибат.
Пелий был одним из учеников, который ему помогал. Без сомнения, наиболее одаренным. Он преуспел в математике и был настолько харизматичен и красноречив, что ученики одного с ним ранга слушали его, открыв рот. Те, кто имел более низкий ранг, были им буквально околдованы. Он только что достиг степени учителя и в тот день уехал в Кротон с группой учеников. Ему было поручено простое задание: передать послание одному из Трехсот, однако затем Пелий попросил разрешения прогуляться с учениками по Кротону. Он хотел побеседовать с ними о достоинствах пифагорейского образа жизни.
Эврибат одобрял педагогическое рвение Пелия и разрешил ему прогулку, потребовав лишь, чтобы они вернулись до ужина. Однако ни Пелий, ни шестеро сопровождавших его учеников не явились ни к ужину, ни к последующему чтению.
«Пора давать сигнал тревоги», — решил Эврибат, направляясь к ближайшему патрулю.
На полпути он остановился. Со стороны входа в общину послышался какой-то шум. Вскоре до него донеслись голоса. Ему показалось, что он различает изменившийся голос Пелия. Эврибат поспешил в их сторону, с облегчением отметив, что они вернулись. Однако теперь его беспокоила тревога, которую он слышал в восклицаниях ученика.
— Эврибат! — крикнул Пелий, заметив учителя. — Слава богам, что я нашел тебя.
— Успокойся, брат, — произнес Эврибат, беря Пелия за руку. Он был недоволен тем, что ученик вел себя так несдержанно, но видел в его глазах такой ужас, что больше ничего не добавил, ожидая услышать объяснения.
— Учитель, это ужасно, ужасно. — В голосе Пелия слышалось отчаяние. Прежде чем продолжить, он с подозрением посмотрел на приближающихся гоплитов и понизил голос. — Нам нужно поговорить наедине. Прямо сейчас!
Шестеро побледневших учеников внимательно следили за ними, не отрывая от Пелия встревоженного взгляда. Они молча поспешили к одному из больших общинных домов. Гоплиты патрулировали периметр и внутреннюю часть общины, но им запрещалось входить в здания, если этого не требуется.
Едва они оказались во внутреннем дворе, Пелий посмотрел на учителя широко раскрытыми глазами.
— Мы обнаружили предательство, Эврибат. Один из великих учителей — предатель!
* * *
Эврибату потребовалось несколько секунд, чтобы осознать. В конце концов он испуганно оглянулся, пораженный значением того, что только что услышал. Глаза Пелия и учеников были устремлены на него. Чуть дальше беседовали трое пифагорейцев, другие же разбредались по своим спальням.
«Предатель среди великих учителей!» — ужасное обвинение. Скорее всего, тут какое-то недоразумение. Нужно как можно скорее все прояснить, не привлекая внимания.
— Как тебе пришла в голову столь безумная мысль? — Эврибат подошел поближе к Пелию и чуть слышно шепнул: — Объясни.
— Нет никаких сомнений, учитель Эврибат. Я видел своими глазами! — Пелий дышал прерывисто, тщетно стараясь привести в порядок мысли. — Сегодня вечером мы зашли в таверну, чтобы немного передохнуть. Заказали кувшин вина, и когда я уже собирался расплатиться, из угла таверны нас окликнули:
«Эй, пифагорейцы!»
Я обернулся, раздосадованный как подобной манерой обращения, так и наглым тоном голоса. Окликнувший нас человек был моряком, с виду пьяным. Лет около сорока, явно грек, но не из наших краев. Говорил с акцентом, который я не смог определить, быть может, коринфским. Заметив мое внимание, он поманил нас рукой.
«Выпейте со мной, пифагорейцы, — крикнул он нам. — Сегодня я готов угостить всех пифагорейцев мира».
И его слова, и его тон вызвали у меня любопытство. Казалось, он скрывает иное намерение, которое я решил разгадать, и мы приняли приглашение присесть за его стол.
«Ты выглядишь как учитель, а это, стало быть, твои ученики», — сказал он мне.
Я следил за ходом его мысли. Судя по пьяному голосу, мне казалось, что не так сложно выяснить, что происходит в его голове. Он продолжал пить вино, но лишь повторял, что он моряк, собирается вернуться на корабль и очень благодарен пифагорейцам. Через час, когда я уже устал от глупой пьяной болтовни и подумывал о том, не уйти ли, он сказал нечто, от чего я чуть не упал со стула.
«Мой друг и учитель Пелий, — к тому времени я уже назвал ему свое имя, — возможно, мы с тобой придем к соглашению, выгодному для нас обоих. — Тут он наклонился ко мне и незаметно, чтобы никто больше не видел, показал мне тяжелую суму, казалось, набитую монетами. Затем зашептал мне на ухо: — Ты можешь вернуться в общину с изрядной суммой золота, если поведаешь мне несколько секретов».
