Книга Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории, страница 87. Автор книги Питер Акройд

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории»

Cтраница 87

Весной 1876 года в сказке, которую писал Дизраэли, появился новый эпизод. Прошлой зимой принц Уэльский провел четыре месяца в путешествиях по Индии. Его визит вызвал огромное воодушевление, и Дизраэли пришло в голову, что было бы неплохо сделать королеву императрицей Индии. Возможно, на самом деле это предложение исходило от самой королевы. Это стало бы новым символом британского могущества и уравняло бы королеву в имперском статусе с русским царем. Она с удовольствием приняла титул и охотно носила драгоценности, которые дарили ей князья и княгини ее новых владений. Некоторым подданным это казалось почти язычеством, недалеко ушедшим от идолопоклонства римских католиков. Другие считали, что это лишь предварительный шаг, за которым последует смена титула королевы на титул императрицы Британских островов.

И теперь самое время добавить к общей сумме талантов и амбиций еще одно имя. Джозеф Чемберлен явился из Бирмингема, словно его ровесник — паровой локомотив. Он был владельцем фабрики скобяных изделий и либералом. Выдающиеся ораторские и организаторские способности помогли ему в 1873 году стать мэром города. За несколько лет до этого он вступил в Бирмингемское просветительское общество, но довольно скоро вышел из этого узкого кружка, а в 1867 году учредил Лигу национального просвещения. Так же как Форстер, разработавший собственный закон об образовании, Чемберлен утверждал: «Подавляющее большинство населения этой страны выступает за общенациональное, обязательное, бесплатное и светское образование». И Чемберлен решительно двинулся в бой. Вскоре он обрел достаточно широкую известность, а один из его первых биографов Александр Макинтош отмечал: «Во всем мире радикалы из рабочего класса уже прославляют его как будущего демократического лидера».

На этом этапе своей жизни Чемберлен был радикальным либералом и диссидентом и не питал симпатии к так называемым правительственным либералам в палате общин. Как избранный представитель прихода Святого Павла в Бирмингеме он начал свою кампанию по улучшению городской жизни. После того как его избрали мэром, он разработал программу общественных работ, получившую название «муниципальный социализм» или «социализм воды и газа». Он обеспечил горожан уличным освещением и чистой водой, способствовал расчистке и перестройке трущоб. Все это принесло ему общенациональную славу, а городская инфраструктура Бирмингема полностью преобразилась.

После этого его продвижение в Вестминстер стало неизбежным. В 1876 году он без борьбы прошел в парламент как представитель от Бирмингема, и довольно скоро его организаторские таланты (или маниакальная страсть к порядку) помогли ему объединить радикальных либералов в палате общин в отдельный союз. Он отмечал, что в парламенте царит «странная, неприятная, почти враждебная атмосфера». Вскоре разница между теми, кого можно было назвать традиционными либералами, и приверженцами Чемберлена, стала видна невооруженным глазом. Один из оппонентов Чемберлена, Герберт Асквит, говорил, что у него «манеры неотесанного хама и речь лодочника с баржи». Он действительно мог, как тогда говорили, изощренно выражаться. О Дизраэли он говорил: «Этот человек никогда не скажет правды, разве что по чистой случайности», а Солсбери обозначил «глашатаем и полноправным представителем того класса, что ни трудится, ни прядет». Солсбери в ответ назвал это якобинской атакой.

Вскоре внешняя политика решительно потеснила внутреннюю. В начале 1876 года стало ясно, что Балканы готовы восстать против Османской империи. Великие державы — Германия, Россия и Австрия — оказывали давление на Турцию, обвиняя ее в жестоком обращении с христианскими подданными. В 1876 году болгары восстали против султана, но их настигло жестокое возмездие: по некоторым оценкам, около 12 000 болгар были перебиты солдатами нерегулярной турецкой армии. Дизраэли воспринимал эти сообщения легкомысленно. Для него это был отвлекающий фактор, не более. Гладстон много думал о них, а его раздумья могли вызывать настоящий ураган с громом и молниями. В последние недели пребывания Дизраэли в палате общин перед тем, как он стал графом Биконсфилд, Гладстон попросил его инициировать расследование. Дизраэли интересовала только неприкосновенность британских интересов, — любые разговоры о справедливости или гуманности в его случае не имели смысла. Он сказал: «Наш долг в этот критический момент — поддерживать Английскую империю».

В другое время и в устах другого премьер-министра это высказывание не вызвало бы возражений, но участие Гладстона привнесло в обсуждение ноту образцовой нравственности, которую невозможно было игнорировать. Гладстон заявил: «Благих целей в политике редко удается достичь без душевного волнения, и сейчас впервые за много лет у нас есть повод для самого праведного волнения». Казалось, он только и ждал подобного момента.

Много лет он считал, что главной движущей силой в политике должно быть то самое «праведное волнение». По сути, это было главной причиной, почему он стал политиком и министром. Возможно, сейчас ему также пришло в голову, что праведное негодование поможет ему завоевать популярность у разгневанных избирателей. Железо следовало ковать, пока горячо. В Daily News подливали масла в огонь, публикуя шокирующие истории о содомии, обезглавливании, расчленении и прочих немыслимых ужасах. Дизраэли пропускал эти сообщения мимо ушей, считая их всего лишь словесной накипью антиторийской газеты, и добавлял: «Восточные люди редко прибегают к пыткам — они предпочитают избавляться от неугодных гораздо более быстрыми способами». Нельзя сказать, что это было одно из самых верных его наблюдений.

В сентябре 1876 года Гладстон за 4 дня написал памфлет под названием «Болгарские ужасы и восточный вопрос» (Bulgarian Horrors and the Question of the East). Его дочь подтверждала: «Вся страна охвачена огнем — повсюду проходят митинги». За месяц было продано двести тысяч экземпляров памфлета. Гладстон закрепил свой триумф на митинге под открытым небом в Блэкхите, где под проливным дождем воззвал: «Пускай же теперь турки избавят людей от своих злодеяний единственно возможным способом — избавив их от самих себя!» Толпа заполняла каждую паузу в его выступлении криками: «Да здравствует Гладстон!» и «Мы с тобой!». Силой своей воли и разума он сумел превратить огромное количество народа в единое сверхчувствительное существо. К концу собрания люди непрерывно кричали: «Веди нас! Веди нас!»

Дизраэли все это не впечатлило. Он назвал самого Гладстона едва ли не величайшим ужасом Болгарии и пригрозил России последствиями. Благодаря этому в репертуаре мюзик-холлов появилась одна из самых знаменитых песен:

Нам драться неохота, но если в драку лезть,
У нас есть пушки, корабли, и деньги тоже есть! [15]

Действующие лидеры Либеральной партии Хартингтон и Гренвилл опасались, что Гладстон может разжечь между Россией и Турцией войну, в которой Англия будет вынуждена принять участие. Королева называла Гладстона полусумасшедшим. Тем не менее Гладстон вновь обрел близкую по духу аудиторию — он снова ощущал связь с народом, и это было чрезвычайно захватывающе. Весной 1877 года он ступил на зыбкую почву, присоединившись к Джозефу Чемберлену на первом заседании Национальной либеральной федерации в Бирмингеме. Он заявил, что Либеральная партия — «единственный инструмент, с помощью которого можно совершить большое дело». Он видел в Чемберлене соратника в этом деле, «готового сыграть роль в истории и, вероятно, предназначенного для нее самой судьбой». В каком-то смысле Чемберлена можно было назвать человеком, разделявшим миссию Гладстона, но обоим политикам было ясно, что Чемберлен рассчитывает завести в Либеральной партии свои порядки. Гладстон же был заинтересован скорее в расширении базы избирателей, и для этого он сосредоточил усилия своей партии на актуальной нравственной проблеме.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация