В последние месяцы 1880 года разброд в кабинете министров еще усилился из-за восстания буров в Трансваале. Британцы аннексировали эту территорию три года назад. Разногласия, как это часто бывает, вызвал вопрос о справедливом (или несправедливом) налогообложении. В конце января 1881 года английские войска попали в засаду в битве при Лаингс-Нек, а в следующем месяце потерпели окончательное поражение. Небольшую армию генерала Колли частично захватили в плен, частично перебили. Гладстон, в это время получивший травму головы, слег в постель. В сущности, он сдался. На конвенции в Претории Трансвааль объявили независимым государством, признающим, однако, британский сюзеренитет. Иногда подобные формулировки ничего или почти ничего не значат, в других случаях могут вызвать губительное недопонимание и конфликты. Именно это произошло в Южной Африке.
Слабость правительства становилась все более очевидной. Лишним подтверждением стал взрыв, устроенный в середине января группой фениев в армейских казармах Солфорда. Казармы выбрали мишенью, потому что в 1867 году они стали местом казни Манчестерских мучеников — нескольких членов ИРА, повешенных за убийство полицейского. Этот случай можно рассматривать как один из первых террористических актов в Англии, хотя претендовать на абсолютное первенство (если здесь уместен этот термин) скорее мог бы взрыв в Клеркенуэлле в конце 1867 года. Гладстон начал замечать, что стареет. Он полагал, что будет неправильно «и дальше выходить на сцену, словно изнемогающий певец, чьи фальшивые ноты слышат все, кроме него самого». Этим он «никому не принесет пользы».
В первый день нового, 1881 года королева доверила дневнику свои опасения:
Слабое правительство, Ирландия в состоянии полного беззакония, и серьезная война в Капской колонии. Я очень встревожена, и мне не на кого опереться. Увы, я сама ощущаю, насколько мне не хватает сил, насколько я чувствительна и вспыльчива, каким неуправляемым становится мой нрав, когда я уязвлена и рассержена. Но я так измучена, так раздосадована и так переживаю о своей стране, что это может служить мне оправданием. Я буду каждый день молить Бога, чтобы Он помог мне стать лучше.
По-видимому, Бог не ответил на ее молитвы. Всего через несколько дней после нападения в Феникс-парке Гладстон отправил военно-морскую экспедицию в Александрию. Пожалуй, это был самый неожиданный шаг в его политической карьере, противоречивший всем его прежним установкам и убеждениям о благе невмешательства. Основной причиной стало финансовое положение Египта. Его казна находилась в руках французов и англичан, что было унизительно для египетских националистов. Стремясь избавиться от иностранцев, они осуществили ряд небольших переворотов. В феврале 1882 года британское правительство распорядилось упразднить патриотическое национальное правительство и столкнулось с гневом повстанцев, бунтовавших против Запада. Флот отправили в мае, и, поскольку командиры не любят сидеть без дела, в июле они начали обстреливать Александрию с моря. После этого было решено отправить в Египет войска, и 13 сентября они наголову разбили армию националистов в Тель-эль-Кебире. Победа удивила остальную Европу и создала иллюзию успеха, которую развеяла только Вторая Англо-бурская война. Радикалы, чьим лидером номинально считался Гладстон, были возмущены действиями в Египте. «Даже Диззи [Дизраэли] не устраивал ничего более ужасного — ничего хотя бы отдаленно похожего на эту бомбардировку», — сказал Роузбери Джон Брайт. Роузбери пытался защитить премьер-министра, но Брайт перебил его: «Ни слова больше, это заслуживает осуждения!» Многие пришли к выводу, что совесть Гладстона как потайной фонарь, дающий свет только тогда, когда это отвечает его личным интересам.
Гладстон осознавал, какие преимущества и какой ущерб может принести победа в явно несправедливой войне. Это было гнусное дело, затеянное только ради денег, хотя у него хватило дерзости представить это как миссионерский поход. Но что дальше, после того, как англичане оккупировали Египет? «Мы сделали свои египетские дела, — сказал он (как будто речь шла о посещении уборной), — и теперь мы — египетское правительство». Вскоре это утверждение было опровергнуто восстанием в Судане, которое нанесло Гладстону больше вреда, чем любое другое событие в его жизни.
Естественным преемником Дизраэли на посту лидера консерваторов в палате лордов должен был стать лорд Солсбери. Нельзя сказать, что он этому обрадовался. Как он заметил редактору The Times:
За последние несколько дней вы первый человек, явившийся сюда, чтобы увидеться со мной, и не желающий при этом получить из моих рук должность, орден или звание пэра. Так много людей, которых я называл своими друзьями и которых привык считать крайне далекими от своекорыстия, приходили ко мне в последнее время с самыми разными просьбами, что, думая об этом, я невольно испытываю тошноту и отвращение. Это открыло мне глаза на низменную сторону человеческой натуры.
На выборах 1880 года либералы получили 337 мест, консерваторы, сильно отставая от них, получили 214 мест, а Лига гомруля, соответственно, 63 места. Размеры либерального большинства удивили всех, кто не учитывал в своих расчетах последствия промышленного спада и бедственное положение сельского хозяйства. Не зная, какую выгоду из этого извлечь, либералы обратились к Гладстону как провозвестнику своей удачи, а Гладстон, в свою очередь, вознес хвалу Богу. Возможно, именно благочестие или же привычная твердость духа заставили его, несмотря ни на что, удерживать позицию первого министра в течение следующих четырех лет. (В кои-то веки военная аналогия представляется здесь вполне уместной.) Он нападал на либеральных вельмож во время Мидлотианской кампании, но теперь был вынужден, за неимением лучшего, включить их в свой кабинет. Из радикалов, к которым он большей частью обращал свою риторику, в правительство вошло лишь несколько человек. Восемь членов кабинета были проверенными и убежденными либералами. К радикалам можно было отнести лишь Джозефа Чемберлена и еще пару человек. Чемберлен имел свои причуды. Он носил монокль, но при этом нещадно высмеивал джентльменов. Однако как глава Торговой палаты он смог добиться принятия закона об ответственности работодателей за несчастные случаи на производстве. В остальном его радикальные устремления были направлены к Южной Африке, Ирландии и Египту: эти проблемы настойчиво требовали смелого решения.
Перемены подступали все ближе. В 1881 году Г. М. Гайндман основал Демократический союз, который вскоре стал известен как Социал-демократический союз. Его философию почти без преувеличения можно описать как слегка разбавленный марксизм. Гайндман как минимум номинально познакомил Англию с социализмом как раз в то время, когда американский реформатор Генри Джордж призвал к земельной реформе, объявив в книге «Прогресс и бедность» (Progress and Poverty; 1879): «Мы должны сделать землю общей собственностью». Дух реформ ширился. Социалистическая лига во главе с Уильямом Моррисом решила идти собственным путем в 1884 году, в этом же году было основано Фабианское общество. Джордж Гиссинг так описывал фабианцев: «Характерный для нашего времени класс молодых людей: хорошо образованные, довольно воспитанные, но совершенно безденежные». Их имена сейчас почти неизвестны публике, но без их неустанного вмешательства английская история XX века могла пойти совсем другим путем. Переход от старого радикализма к новому социализму имел не меньшее значение, чем переход от вигов к либералам. Стоит упомянуть хотя бы, что при этом поощрялось и оправдывалось государственное вмешательство в экономику в невиданных ранее масштабах.
