и завершились заключением Луденского
договора, выгодного для Конде.
Энтони ЛЕВИ
А потом наступил 1616 год. Високосный год, который сам Ришелье в своих «Мемуарах» потом охарактеризовал так:
«В этот год людские души оказались столь подвержены действию мятежного духа, что, несмотря на мир, который принес им успокоение, и обретя все желаемое, остались преисполненными злобой и готовыми на крайне гибельные предприятия, ввергнувшие их, к величайшему сожалению, в страх и смятение».
В этот год Кончино Кончини был назначен наместником Нормандии, а 28-летний принц де Конде (он же Анри де Бурбон, племянник Генриха IV и главный претендент на трон до рождения Людовика XIII) стал серьезным соперником Марии Медичи в борьбе за верховную власть. И все дело в том, что его поддержали многие так называемые принцы крови, ненавидевшие чужестранку Медичи и ее фаворита.
Кое-кто тогда советовал 15-летнему Людовику ударить по принцам, убеждая, что тех можно с легкостью разгромить, поскольку их войска ни по численности, ни по вооружению не могли сравниться с войсками Его Величества. Тот же Арман-Жан дю Плесси-Ришелье, например, считал, что ненависть принцев «только увеличивается, если к ним относиться мягко». Однако в тот момент верх одержали те, кто советовал не преследовать принцев и не устраивать войны с собственными подданными.
Со своей стороны, принцы тоже были настроены по-разному. В частности, принц де Конде, герцоги Майеннский и Буйонский желали мира, опасаясь, что гугеноты получат выгоды из-за возникших разногласий. А вот герцоги де Сюлли, де Роган и некоторые другие, напротив, не желали и слышать о мире. И не было таких ухищрений, к которым не прибегали бы разные стороны, чтобы склонить принца де Конде на свою сторону.
Анри де Бурбон был не из числа людей обыкновенных. Он был многим обязан Генриху IV, а теперь удалился в Брюссель, заявив о своем несогласии с регентством Марии Медичи. Родившись протестантом, он принял католическую веру, но сделано это было исключительно по соображениям политическим. Короче говоря, это был человек весьма влиятельный и опасный.
Стремительное возвышение никому не известного Кончино Кончини возмутило многих первых вельмож королевства, и они, опираясь на гугенотов, составили заговор против королевы-матери. Естественно, принц де Конде сам претендовал на корону. Понятно, что доводы разных сторон были достаточно сильны, но собственное честолюбие принца управляло им куда сильнее. Он, вроде бы, был согласен на мир, но окончательного решения не принял, внимательно следя за происходящим и взвешивая все «за» и «против».
В качестве места для решительных переговоров был выбран город Луден, и они были назначены на 10 февраля при условии, что с обеих сторон будет объявлено о перемирии до 1 марта.
В этот момент принца де Конде поддержал еще и герцог Вандомский.
Что же касается Людовика XIII, то он отправился в Блуа, куда несколько дней спустя прибыла и Мария Медичи. А 4 мая король велел опубликовать два ордонанса: один касающийся отставки военных, бывших сторонниками принца де Конде, а другой – о прекращении смут, в ожидании, пока отправленный им в парламент эдикт будет опубликован, что и случилось 8 июня.
Так появился так называемый Луденский эдикт (Луденский мир) 1616 года, согласно которому все принцы-бунтовщики вместо заслуженного наказания получили значительные подарки и компенсации от короля. Арман-Жан дю Плесси-Ришелье был этим возмущен. В своих «Мемуарах» он потом написал:
«Продав очень дорого королю свою верность, они вскоре вновь нарушили данное ему слово».
По оценкам историков, тогда Людовик XIII купил мир за шесть с лишним миллионов ливров.
Арест принца де Конде
Конде недоставало сильных
политических союзников.
<…> Его освободили
только в октябре 1619 года.
Энтони ЛЕВИ
Понятно, что Луденский мир был полнейшей фикцией. И особенно волновалась по этому поводу Мария Медичи, которая, по словам Ришелье, «могла не опасаться свойств характера короля, но у нее были основания не доверять его возрасту». В связи с этим она вполне справедливо полагала, что ее сын вполне может со временем пасть жертвой насилия со стороны временно затаившихся принцев.
И она сделала неожиданный ход, отправив Армана-Жана дю Плесси-Ришелье к принцу де Конде для новых переговоров, не сомневаясь, что у того хватит верности и ловкости, чтобы «рассеять тучи недоверия». Задача заключалась в том, чтобы пригласить принца в Париж.
В «Мемуарах» нашего героя читаем:
«Эта поездка, совершенная мною по приказу королевы, к разочарованию господ де Майенна и де Буйона, внушила им столь великую зависть, что они немедленно отправились к господину принцу, дабы узнать, что именно я сказал ему, и отговорить его от возвращения ко двору, однако все это оказалось напрасным».
По сути, это было первое важное политическое поручение, возложенное на нашего героя, и от его успешного выполнения во многом зависела его карьера. И он ясно это сознавал.
Он направил принцу де Конде письмо, в котором отметил его заслуги в достижении Луденского мира и заверил в самом лучшем расположении со стороны Их Величеств, якобы только и мечтающих о том, чтобы видеть принца при дворе. Но ответа на это не последовало.
Выждав некоторое время, Арман-Жан дю Плесси-Ришелье отправился в Бурже и добился приема у принца де Конде. От имени королевы-матери он заявил ему, что в Королевском совете произошли перестановки, и единственного, кого там теперь якобы не хватает – это первого принца крови.
Переговоры с принцем де Конде Арман-Жан дю Плесси-Ришелье провел блестяще. В результате принц поверил сказанному и отправился в Париж. 20 июля он прибыл туда с небольшой свитой, изумив этим рискованным шагом многих своих сторонников. В Париже он направился прямо в Лувр и там встретил у Людовика XIII и его матери такой пышный прием, на который не мог и рассчитывать.
Всем было известно, насколько высокомерен и недоверчив принц де Конде, и его приезд в Париж изумил всех. Что же касается нашего героя, то он с этого момента приобрел репутацию искусного посредника в решении самых трудных задач, а это ввело его в узкий круг личных советников Марии Медичи.
Последняя немедленно ввела принца де Конде в Королевский совет и обещаниями новых уступок добилась от него хотя бы внешнего примирения с Кончино Кончини.
Теперь, казалось, принц получил все, чего хотел: он разделял власть с королевой-матерью, жил в старом здании Лувра, а к дверям его покоев было чрезвычайно сложно пробиться из-за большого скопления народа, толпившегося там. Все обращались к нему за решением тех или иных вопросов, а в Совете он делал то, что ему заблагорассудится, не считаясь ни с кем другим.
И все же непомерные амбиции не давали принцу покоя. Постоянно недовольный, он порой был просто невыносим. К тому же он не порвал связей со своими сообщниками, не спешившими последовать его примеру и сохранявшими свои вооруженные формирования. А те, в свою очередь недовольные происходящим, постоянно давили на него, призывая к активным действиям.
