Оноре д’Альбер свидетельствует:
«В толпе был человек, одетый в красное, и он, видимо, пришел в такое безумие, что погрузил руку в тело убитого и, вынув ее оттуда окровавленную, сразу поднес ко рту, обсосал кровь и даже проглотил прилипший маленький кусочек. Все это он проделал на глазах у множества добропорядочных людей, выглядывавших из окон. Другому из одичавшей толпы удалось вырвать из тела сердце, испечь его неподалеку на горящих угольях и при всех съесть его с уксусом!»
В подобных издевательствах прошло много времени, а потом жалкие останки Кончино Кончини собрали в кучу и подожгли. В воздухе стоял удушливый запах горелой человечины, но толпа как будто этого не замечала…
Смерть Леоноры Галигаи
Королева понимала, что зверские казни
ее фаворита и фаворитки —
камешки в ее огород.
Андре КАСТЕЛО
После произошедшего нет ничего удивительного в том, что жизнь Леоноры Галигаи оборвалась практически сразу же после трагической смерти Кончино Кончини. Несколько дней спустя к ней явился пресловутый Николя де Витри и безапелляционно потребовал:
– Мадам, отныне вы моя пленница. Прошу следовать за мной.
Леонора была далеко не глупа и сразу же все поняла, однако все же рискнула спросить:
– Ответьте, что вы сделали с моим мужем?
Капитан оставил ее вопрос без ответа и дал знак своим людям. Те взяли рыдающую женщину под руки и потащили за собой.
Между тем несчастную уже заочно признали ведьмой, инкриминировав ей колдовство и сношения с дьяволом. Нетрудно догадаться, что она была обречена. К тому же в ходе показного следствия выискались «свидетели», которые якобы видели, как Леонора потрошила животных, гадая на их внутренностях, а также пользовалась черной магией, чтобы изменить будущее в свою пользу. После непродолжительного обсуждения, носившего скорее чисто условный характер, ее поместили в Бастилию до окончания процесса. А днем позже Николя де Витри получил звание маршала Франции. Конечно, он был обыкновенным солдатом, так что не в его компетенции было задумываться о последствиях своих свершений. Однако дыма без огня не бывает. Истина такова, что пока существуют бездумные «пешки», готовые выполнять любые поручения, не исчезнут и те, кто столь же бездумно будет эти поручения отдавать. Так будет и с Николя де Витри: некоторое время спустя он сам окажется в Бастилии по приказу кардинала де Ришелье, а уже после его смерти Людовик XIV выпустит новоявленного маршала на свободу и наградит титулом герцога и пэра Франции.
Но вернемся к нашим событиям. 9 мая 1617 года Людовиком XIII был подписан указ, ознаменовавший начало официального процесса по делу Леоноры Галигаи, в связи с чем из Бастилии она была конвоирована в тюрьму Консьержери. Сама Леонора предприняла отчаянную попытку подкупить стражников. За свое освобождение она пообещала им двести тысяч дукатов, однако те проигнорировали ее предложение. В Консьержери ее бросили в крохотную клетушку, а у входа поставили двух дюжих гвардейцев.
На суде Леонора была бледна, но полна решимости. На вопросы судий она отвечала лаконично, по существу, полностью отметая любую вероятность превратного толкования сказанного.
Но все было бесполезно, и решение суда было предопределено заранее. Вот его подлинный текст:
«Палата объявляет Кончино Кончини, при жизни его маркиза д’Анкра, маршала Франции, и Элеонору Галигаи, вдову его, виновными в оскорблении величества божественного и человеческого, в воздаяние за каковое преступление приговорила и приговаривает память помянутого Кончини к вечному позору, а помянутую Галигаи к смертной казни обезглавлением на эшафоте, воздвигнутом на Гревской площади, а тело ее к сожжению с обращением в золу; движимое их имущество к конфискации в пользу короны, все же прочие пожитки – в пользу короля. Сына преступников
[10], рожденного ими в брачном сожительстве, палата объявила и объявляет лишенным честного имени и права занимать какие бы то ни было должности; дом, в котором преступники жили, срыть до основания и место его сровнять с землею».
Казнь происходила на Гревской площади 9 июля 1617 года. Несчастной Леоноре отрубили голову, а потом ее тело было брошено в костер…
Удивительно, но Арман-Жан дю Плесси-Ришелье в своих «Мемуарах» отзывается об этой женщине весьма положительно. Он, в частности, пишет:
«Прибыв во Францию, Леонора немедленно была признана фавориткой королевы, которой без особого труда удалось добиться согласия на это у короля. Склонность к Кончино, зародившаяся в душе Леоноры еще во Флоренции, вкупе с недоверчивостью к французам привели к тому, что она вышла замуж за Кончино, ставшим первым метрдотелем королевы; сама же Леонора была ее фрейлиной. <…>
Леонора и ее супруг взлетели на вершину власти, заняв такие должности, которые до них и не снились чужестранцам.
Она держалась на вершине славы с такой простотой, что не заботилась о том, будут ли считать основным действующим лицом ее или ее супруга. При этом именно она была главной причиной и основой их удачного продвижении вверх, и потому, что именно ее любила королева, и потому, что пламя честолюбия ее супруга заставляло его поступать столь рьяно и неосторожно по отношению к королеве, что порой маршалу не хватало необходимой ловкости, дабы достичь чего-то желаемого. Она же легко доводила дело до конца; она не сообщала королеве о своих замыслах, не подготовив ее заранее, не подослав к ней одного за другим нескольких бывших на ее стороне лиц; кроме того, она использовала и министров, что нередко оборачивалось против них самих.
С самых первых своих шагов, скорее по причине низменности своего ума, которая определялась незнатностью ее происхождения, чем умеренностью ее добродетелей, она более стремилась к богатству, нежели к почестям, и какое-то время сопротивлялась неумеренным аппетитам супруга. <…>
Величие королевы, желавшей, чтобы роль ее ставленников в государственных делах была соотносима с ее собственным могуществом, а может быть, и злая судьба, устилавшая розами их путь, ведущий к падению, привели к тому, что их желания были полностью удовлетворены, и они получили все, о чем могли мечтать, – богатство, титулы, должности.
Однако росло недовольства ими: принцы, вельможи, министры, народ ненавидели их и завидовали им. Первой лишилась былой смелости и стала подумывать о возвращении в Италию Леонора; ее супруг не желал этого. <…>
Разногласия и домашние ссоры с супругом, чьи устремления были противоположны ее собственным и пожеланиям окружающих, так подействовали на нее, что она лишилась здоровья. Разум ее пошатнулся: ей стало казаться, что все, кто смотрит на нее, желают ее сглазить. Она впала в такую тоску, что не только отказывалась беседовать с кем-либо, но и почти не виделась со своей госпожой. <…>
