Предполагалось, что одновременно начнется испанское вторжение с юга.
Во Франции об этом договоре узнали случайно: текст отправили в Мадрид на ратификацию Филиппу IV, а на обратном пути испанский корабль был перехвачен французами у берегов Дюнкерка, принадлежавшего тогда Испании.
Так кардинал де Ришелье и узнал об очередной измене «Месье», но он ничего не мог поделать – все-таки брат короля.
Поражение при Нёрдлингене и его последствия
Нёрдлингенское поражение стоило
канцлеру Оксеншерне бессонной ночи.
<…> Неисчислимы были причиненные
поражением потери.
Фридрих фон ШИЛЛЕР
Положение Франции серьезно осложнилось после того, как в августе 1634 года армия будущего императора Священной Римской империи Фердинанда III соединилась в районе баварского города Нёрдлингена с войсками фельдмаршала Матиаса Галласа. Объединенными усилиями они нанесли сокрушительное поражение протестантскому герцогу Бернхарду Саксен-Веймарскому в сражении 6 сентября 1634 года.
Объединенная имперская армия насчитывала около 110 000 человек, протестантская – порядка 25 000 человек.
Фридрих фон Шиллер в своей «Тридцатилетней войне» оценивает положение так:
«Перевес явно находился на стороне неприятеля; при этих обстоятельствах уклониться от боя было бы благоразумнее. <…> Уступая по необходимости авторитету герцога Бернхарда, Густав Горн вынужден был против воли согласиться на сражение, о несчастном исходе которого ему говорило мрачное предчувствие».
Войска габсбургской коалиции располагались на высотах и были скрыты в лесах. Было очевидно, что исход сражения зависит от овладения этими высотами, но попытка овладеть ими ночью, то есть неожиданно, не удалась. Пришлось ждать рассвета, чтобы идти на новый приступ. Но и он оказался неудачным, несмотря на отвагу шведов и их фельдмаршала Густава Горна.
«Огонь установленной на холме неприятельской артиллерии производит страшные опустошения на смежном фланге шведов, и Густав Горн, командующий им, вынужден отступить. Герцог Бернхард не в состоянии ни прикрыть отступление полков своего помощника, ни удержать преследующего их врага; он сам вытеснен превосходными силами неприятеля на равнину, где его конница, бегущая без оглядки, вызывает замешательство в полках Горна и тем довершает общее поражение и бегство. Почти вся пехота взята в плен или перебита…»
Короче говоря, после смерти короля Густава II Адольфа удача отвернулась от шведов. В результате после пяти часов кровавой битвы герцог Саксен-Веймарский потерял убитыми 8000 человек плюс 11 000 человек попало в плен с 80 орудиями и 300 знаменами. В плен был взят и граф Густав Горн, которого лишь через семь лет обменяли на трех генералов имперской армии.
Герцогу Саксен-Веймарскому с трудом удалось спасти остатки своих войск.
По сути, теперь без Франции для Швеции все было кончено, и шведы уже были готовы договариваться об условиях своего общего отступления, но тут в дело вмешался кардинал де Ришелье. А для него самое главное заключалось в том, чтобы удержать под французским контролем альпийские горные проходы (Вальтеллину), ведь стоило хотя бы на время утратить этот контроль, как Испания немедленно объединила бы свои усилия со Священной Римской империей.
Тогда всем казалось, что поражение (разгром) при Нёрдлингене вызовет скорое окончание войны в пользу габсбургско-католического блока. Однако подобные пессимистические прогнозы не оправдались, и война продолжалась еще почти полтора десятка лет. С другой стороны, положение для Оксеншерны и Ришелье действительно стало весьма серьезным, и союз, созданный благодаря их стараниям, начал распадаться. Для начала в ноябре 1634 года подписали мир со Священной Римской империей Саксония и Бранденбург. Затем их примеру последовал Мекленбург, затем – вольные города Эрфурт, Нюрнберг, Франкфурт-на-Майне, Страсбург…
На востоке также все складывалось не очень хорошо: там Россия прекратила войну с Речью Посполитой, и польский король Владислав IV отказался от притязаний на московский престол. В результате он начал готовить войну против шведов, и тем пришлось перебросить часть своих войск из Германии на границу с Польшей. Правда, пока Испания играла в войне второстепенную роль, но ее активное вступление в нее было уже не за горами – со всеми вытекающими для Франции последствиями…
Переговоры с Джулио Мазарини
Гений Армана-Жана дю Плесси
был способен оценивать людей
и готов их использовать.
Франсуа БЛЮШ
Внимательное изучение военной ситуации на исходе 1634 года убедило кардинала де Ришелье в том, что вовлечение Франции в войну неизбежно. Но до того ему необходимо было решить две наиважнейшие задачи: подчинить Лотарингию и добиться возвращения Гастона Орлеанского.
Чтобы ускорить решение второй задачи, он пообещал Антуану де л’Ажу, сеньору де Пюилорану, пэрство, если тот уговорит Гастона вернуться, а затем прибавил к этому и другие возможные блага.
А вот судьба Лотарингии решилась относительно легко и просто.
В последних числах ноября 1634 года в Париже объявился представитель папы Урбана VIII Джулио Мазарини. Он должен был содействовать урегулированию проблем между королем Франции и герцогом Лотарингским. Но на самом деле под «урегулированием» следовало понимать следующее: он должен был всеми правдами и неправдами помешать Франции окончательно поглотить Лотарингию. Плюс он должен был добиться признания брака Гастона Орлеанского с сестрой герцога Карла IV Лотарингского. И, конечно же, ему следовало сделать все, чтобы Франция не начала участвовать в европейском кровопролитии, объявив войну Испании.
Биограф Мазарини Л.И. Ивонина утверждает, что представитель Урбана VIII изначально был уверен в том, что «его миссия невыполнима, и это заставляло его быть крайне деликатным». Но ему было очень важно лично пообщаться с кардиналом де Ришелье, которого он считал гением и олицетворением судьбы Франции. Да и не только Франции…
Л.И. Ивонина пишет:
«Он открыто восхищался Францией, что частично просочилось и в письма Его Святейшеству. На это не преминули обратить внимание происпански настроенные недоброжелатели Мазарини в курии, недовольные стремительным взлетом недоучившегося священника. В то же время корреспонденция последнего показывала, что тридцатитрехлетний папский нунций пока верно следовал курсу политики Святого престола и защищал дело мира».
Понятно, что подобное не могло остаться незамеченным Ришелье, и он стал (порой даже слишком демонстративно) выказывать свое дружелюбное отношение к папскому представителю.
Сам же Джулио Мазарини писал кардиналу Антонио Барберини:
«С кардиналом Ришелье разговаривать очень приятно. Он часто приглашает меня на обед, ни один праздник в его доме без меня не обходится».
