– Радуйтесь, Ваше Величество! Господь подарил королеве дофина!
Людовик XIII тотчас взял младенца из рук акушерки и показал его в окно, закричав:
– Сын, господа, сын!
* * *
По описанному выше живому телеграфу новость эта вмиг долетела до Парижа, а потом и вся Франция почувствовала себя сопричастной явленному Франции чуду.
И повсеместно начались такие празднества, каких давно не видывали французы.
Александр Дюма (отец) описывает их следующим образом:
«Все дворянские дома были иллюминованы большими из белого воска факелами, вставленными в большие медные канделябры. Кроме того, все окна были украшены разноцветными бумажными фонарями, дворяне вывесили на транспарантах свои гербы, а простые горожане нарисовали множество девизов, относившихся к причине праздника. Большой дворцовый колокол, не умолкая, звонил весь этот и последующий день. <…> В продолжение целого дня, равно как и на другой день, в Арсенале и Бастилии стреляли из всех орудий. Наконец, в тот же день вечером – так как фейерверк не мог быть приготовлен ранее следующих суток – на площади городской ратуши были разложены костры, и каждый приносил вязанку горючего материала, так что был разожжен такой сильный огонь, что на другом берегу Сены можно было читать самую мелкую печать».
Короче говоря, все пили за здоровье короля, королевы и новорожденного дофина. Понятно, что никто и не думал работать. Никто, кроме кардинала де Ришелье. Во время этого счастливого события его не было в Париже, он находился по делам в Пикардии. И он написал оттуда королю поздравительное письмо и, как утверждается, именно он предложил назвать дофина «Богом данным».
Феодосий, Theodosius, в переводе с греческого «Богом данный» – так звали последнего императора единой Римской империи, и в письме кардинала говорилось:
«Выражаю надежду, что как он есть Феодосий по дару, который Бог дал Вам в нем, то так же он будет Феодосием и по великим качествам императоров, носивших это имя».
Данное событие означало, что отныне трону Людовика XIII ничего больше не угрожает и что позиции его младшего брата Гастона, а также тех, кто делал на него ставку, сразу же оказались практически сведенными к нулю. Счастливый король тут же обратился к папе Урбану VIII (в миру Маффео Барберини) с просьбой быть крестным отцом новорожденного. Папа согласился и направил в Париж для участия в обряде крещения дофина своего специального представителя – Джулио Мазарини.
Отношения кардинала де Ришелье и папы Урбана VIII
Его симпатии, подкреплявшиеся боязнью
Габсбургов на Итальянском полуострове,
настраивали его в пользу Франции.
Энтони ЛЕВИ
Говоря о папе Урбане VIII, избранном в 1623 году, а до этого служившего папским посланником при Генрихе IV, обычно отмечают, что в период Тридцатилетней войны его влияние на ход событий было минимальным. Отмечают и его моральный авторитет, который был предметом всеобщей критики, и его конфликт с Галилео Галилеем, закончившийся судом и пожизненным заключением ученого под домашний арест.
В контексте данной книги нас больше интересует даже не сам факт рождения Людовика XIV, а то, что Урбан VIII согласился стать его крестником, несмотря на непростые отношения с кардиналом де Ришелье.
Об этих отношениях историк В.Л. Ранцов пишет так:
«В сношениях своих с папой Урбаном VIII Ришелье обнаружил тем более замечательный такт, что в качестве кардинала не мог открыто противодействовать видам и стремлениям римского первосвященника. Необходимо заметить, впрочем, что собственные интересы Ватикана побуждали его не предъявлять к Ришелье никаких требований, которые шли бы вразрез с французской политикой, стремившейся ослабить преобладание Испании и Австрии. В самом Риме серьезно опасались этого преобладания. При таких обстоятельствах если папа, уступая давлению мадридского кабинета, действовал иногда сообразно с видами испанской партии, то отпор со стороны Ришелье обыкновенно не вызывал в Ватикане особенного раздражения».
Не вызывал? Сомнительный тезис. На самом деле независимость и самостоятельность кардинала де Ришелье вызывали негодование Ватикана. Особенно – в религиозных вопросах. Например, ходатайствуя о разрешении для сестры Людовика XIII вступить в брак с Карлом Стюартом, который, с точки зрения католической церкви, являлся еретиком, Ришелье дал понять, что в крайнем случае сможет обойтись и без какого-либо разрешения.
В отместку за это Урбан VIII не согласился возвести Ришелье в почетный сан папского легата (представителя) во Франции. Через некоторое время отношения между Францией и Ватиканом настолько обострились, что Людовик XIII отказался принять папского нунция и предписал епископам воздерживаться от всяких контактов с Урбаном VIII.
Дальнейшие события В.Л. Ранцов характеризует следующим образом:
«Урбан VIII струсил не на шутку, так как до него дошли слухи, будто Ришелье намерен совсем отделиться от Рима и сделаться патриархом особой галликанской церкви. В памфлете, озаглавленном “Optatus Gallus”, открыто высказывалось против кардинала такое обвинение. <…> Неизвестно, имелось ли на самом деле такое намерение у Ришелье. Папа решил, однако, на всякий случай не доходить до окончательного разрыва с могущественным кардиналом и при посредстве Мазарини заключил с ним компромисс».
То есть, по сути, имел место поворот Урбана VIII в сторону Франции в столь важную для судеб католичества эпоху.
А вообще же отношение кардинала к папской власти было весьма странным. Иезуит Санктарель обнародовал сочинение «О ереси и расколе», в котором утверждалось, что папа имеет законное право низводить с престола королей, наказывая их за дурные поступки. В свою очередь кардинал де Ришелье, находя подобные заявления оскорбительными для авторитета королевской власти, отправил сочинение отца Санктареля на рассмотрение Парижского парламента, а тот постановил прилюдно и с позором сжечь его на Гревской площади, где обычно казнили государственных преступников.
Затем иезуитам было дано понять, что, в случае попытки защищать тезисы отца Санктареля, они будут в двадцать четыре часа высланы из Франции. Иезуиты испугались, и, несмотря на то, что сочинение отца Санктареля было одобрено папой, шестнадцать наиболее влиятельных из них скрепили своими подписями приговор Парижского парламента. Они поняли всю опасность борьбы с кардиналом и после этого начали оказывать Ришелье усердную поддержку.
Арест аббата Сен-Сирана
Арест Сен-Сирана являлся, быть может,
самой большой ошибкой Ришелье.
Франсуа БЛЮШ
Кардинал де Ришелье беспощадно боролся с протестантами во Франции, но как с политической партией. С другой стороны, как к людям, он обнаруживал по отношению к ним полнейшую веротерпимость. Что касается янсенистов, то сначала он относился к ним весьма сочувственно.
