главному виновнику всех ее бед и несчастий.
Андре КАСТЕЛО
Мы уже давно не упоминали имени Марии Медичи, но она была еще жива. В описываемые времена она перебралась из Брюсселя в Кёльн, где местный курфюрст выразил желание оказать ей прием. Там она и умерла 3 июля 1642 года, всеми во Франции забытая и практически в полной нищете (курфюрст оказался человеком весьма прижимистым). Через неполных два месяца ей должно было исполниться 69 лет. Она была еще достаточно крепкой, но совсем заплывшей жиром. Ее точно налитое свинцом лицо выглядело еще крупнее из-за двойного подбородка, который имелся у нее уже и в 27 лет, когда она выходила замуж за Генриха IV. Довершали ее портрет голубые глаза навыкате, вьющиеся седые волосы, уложенные наверх по флорентийской моде, узкий лоб и характерный для всех Медичи упрямый изгиб губ. В длительном изгнании число жемчугов и бриллиантов, к которым она всегда питала страсть, свелось к нулю, зато особая набожность, всегда ее отличавшая, достигла ни с чем не сравнимых масштабов.
Некоторые утверждают, что перед смертью Мария Медичи простила кардинала де Ришелье. Как говорится, не факт. Во всяком случае, когда папский нунций, отправлявший ее в последний путь, предложил ей в знак примирения отправить кардиналу браслет с ее портретом, который она носила на руке, бывшая королева ответила:
– Это уж слишком…
Что касается кардинала де Ришелье, то он, узнав о ее смерти, лишь презрительно усмехнулся. Впрочем, надо отдать ему должное: он позаботился о том, чтобы честь Франции была соблюдена, лично передав 100 000 ливров на оплату ее долгов и подготовив все для возвращения ее тела в Париж (она была похоронена в Сен-Дени, рядом с мужем-королем и его предшественниками). Тогда он и предположить не мог, что ему самому оставалось жить всего каких-то пять месяцев.
Смерть кардинала де Ришелье
Он умер 4 декабря днем, спокойно,
с достоинством и с чувством удовлетворения
от того, что на протяжении всей своей жизни
преданно служил церкви и государству.
Энтони ЛЕВИ
Франсуа де Ларошфуко в своих «Мемуарах» констатирует:
«Непрерывная череда стольких успехов и стольких отмщений, такое могущество сделали имя кардинала де Ришелье одинаково грозным и для Испании, и для Франции. Он возвращался в Париж, как бы справляя триумф. Королева боялась проявлений его раздражения; и даже сам король не сохранил достаточно власти, чтобы защитить своих собственных ставленников: у него не оставалось почти никого, кроме Тревиля
[26] и Тиладе
[27], кому он мог бы довериться, и все же ему пришлось с ними расстаться, чтобы удовлетворить кардинала».
Тем не менее время шло, и состояние здоровья кардинала и главного министра королевства вдруг резко ухудшилось, и он принял решение продиктовать завещание. В нем он просил похоронить его в новой, отстроенной по его распоряжению церкви Сорбонны. Практически все свои наличные средства (по некоторым данным, состояние кардинала оценивалось в 20 000 000 ливров) он завещал герцогине д’Эгийон (своей любимой племяннице Марии-Мадлен де Комбале). Герцогство и титул де Ришелье он решил передать внучатому племяннику Арману-Жану де Виньеро, внуку своей сестры Франсуазы. Он также подтвердил передачу принадлежащего ему кардинальского дворца в дар Людовику XIII. Всего завещание кардинала де Ришелье, соответствующим образом заверенное, составило шестнадцать с половиной страниц.
* * *
Осенью 1642 года он посетил лечебные воды в Бурбон-Ланси, и там, будучи уже совсем немощным от мучившей его болезни, кардинал до последнего вздоха по несколько часов в день диктовал секретарям всевозможные дипломатические наставления, распоряжения губернаторам провинций и даже приказы по армиям.
Об этой поездке в Бурбон-Ланси всезнающий Жедеон Таллеман де Рео рассказывает так:
«Кардинала несли на огромных носилках и, дабы его не тревожить, проламывали стены домов, где он останавливался, а ежели было высоко, то со двора наверх сооружали сходни и вносили его через окно, выставив раму. Несли его посменно двадцать четыре человека. Как только он добрался до Луары, его пришлось доставлять с баркаса на берег к отведенному ему жилищу. Мадам д’Эгийон следовала за ним на отдельном баркасе; многие другие сопровождали его таким же образом. Все вместе напоминало целую небольшую флотилию. Эскортом ему служили две конные роты, одна по эту, другая по ту сторону реки. Пришлось прокладывать дороги в тех местах, где вода была низкой, что же до Бриарского канала, который почти высох, пришлось открыть там шлюз; сию почетную обязанность возложили на герцога Энгиенского».
К сожалению, целебные ванны в Бурбон-Ланси не помогли, и врачи стали говорить, что кардинала следует прооперировать.
28 ноября 1642 года наступило резкое ухудшение. В те дни кардинал признался в одном из писем:
«Этой ночью я жестоко страдал от ревматических болей. Врачи считают необходимым пустить кровь, правда, опасаются перерезать вены. Я в руках Господа…»
Как известно, кровопускание – это один из древнейших методов лечения, который был известен еще до нашей эры. Смысл его заключается в том, что, выпуская некоторую часть крови из организма, врачи заставляли его вырабатывать новую кровь, то есть включать внутренние резервно-восстановительные механизмы, что нередко улучшало общее состояние человека. Но в данном случае кровопускание не дало результата, а лишь до предела ослабило больного. Кардинал начал терять сознание, но каждый раз, приходя в себя, еще пытался работать.
Жедеон Таллеман де Рео уточняет:
«Кардинал велел закрыть себе искусственный свищ, ибо рука его слишком быстро сохла. Это, вероятно, его и погубило; после того, как свищ закрыли, он прожил недолго. Король навестил кардинала лишь незадолго до его смерти и, застав его в весьма плохом состоянии, вышел заметно повеселевшим. Священник церкви святого Евстафия явился напутствовать кардинала. Говорят, будто он сказал кюре, что у него не было иных врагов, кроме врагов государства».
Людовик XIII и в самом деле посетил умирающего. Произошло это 2 декабря, и они совещались о чем-то в течение нескольких часов.
– Сир, – слабым голосом сказал кардинал, – вот мы и прощаемся. Покидая Ваше Величество, я утешаю себя тем, что оставляю ваше королевство более могущественным, чем оно когда-либо было, в то время как все ваши враги повержены. Единственное, о чем я осмеливаюсь просить Ваше Величество за мои труды и мою службу, это продолжать удостаивать вашей благосклонностью и вашей защитой моих племянников и родных. Я дам им свое благословение лишь при условии, что они останутся преданы вам до конца.
