Из 100 тысяч случаев обморожения, зафиксированных в группе армий «Центр», 14 357 – что сопоставимо с численностью немецкой дивизии – были классифицированы как серьезные. Пациенту при такой степени поражения требовалась одна или несколько ампутаций. 62 тысячи случаев были отнесены к категории умеренных: пострадавший был полностью выведен из строя, но ампутация не требовалась. Солдаты, не попавшие в эти категории, считались годными к возвращению на службу в течение десяти дней.
Немецкий офицерский корпус перенес ампутацию иного рода. Тридцать пять командиров корпусов и дивизий с позором отправились домой. Гитлер за время войны допустил много серьезных стратегических ошибок, но, оглядываясь назад, можно сказать, что приказ оставаться на позициях, который он издал во время отступления под Москвой, к ним не относится. «Любая попытка уйти с позиций… без топлива или исправных транспортных средств, отступление по снежным полям со скоростью, не превышавшей трех-четырех миль в день, привели бы к тому, что вся немецкая армия оказалась бы разорвана на куски, – говорит историк Алан Кларк. – Лучше было выстоять и принять бой, опираясь на врожденную выдержку и дисциплину немецкого солдата».
Поражение Германии имело еще одно важное последствие. Оно придало Сталину уверенности в себе. На встрече 5 января он поделился своим смелым планом на 1942 год с Жуковым, Тимошенко и несколькими другими генералами и членами Политбюро. «Немцы в растерянности, – сказал Сталин. – Они плохо подготовились к зиме». Он добавил: «Наша задача… не дать немцам… передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны…»
[203]. Свою речь он завершил словами: «Пришло время для наступления по всем фронтам!»
Несмотря на все различия, у Гитлера и Сталина была одна общая черта: оба переоценивали свои военные таланты. В будущем, после нескольких поражений, Сталин, в отличие от Гитлера, осознает свои ошибки и начнет прислушиваться к мнению профессиональных военных. Но в начале 1942 года до этого было еще далеко. План, который он изложил 5 января, игнорировал серьезные потери, которые Красная армия понесла под Москвой, а также тяжелое состояние выживших и все еще сохранявшееся превосходство Германии в плане вооружения. Грандиозный план Сталина предполагалось реализовывать поэтапно на тысячах миль заснеженного фронта. После освобождения Ленинграда одно советское подразделение должно было окружить обескровленную группу армий «Центр» и уничтожить ее, а второе – атаковать немецкие позиции на территории Украины. В тот же день в личной беседе со Сталиным Жуков предупредил его, что Красная армия слишком слаба, чтобы перейти в общее наступление в разгар зимы. Оборона Москвы оставила армию без бронетехники, артиллерии, авиации и боеприпасов. Жуков настаивал на единственной цели: уничтожении группы армий «Центр». Это было самое мощное звено немецкой военной машины. Маршал Борис Шапошников, начальник Генерального штаба Красной армии, согласился с Жуковым, но сформулировал мысль об уровне готовности иначе. Он сказал, что России «все еще необходимо усваивать уроки нынешней войны. Ее исход решится не здесь и не сегодня. <…> До переломного момента еще далеко».
Воодушевленная Красная армия 10 января перешла в наступление по всему фронту, растянувшемуся на тысячи миль. Задачами советских войск были освобождение Ленинграда и Украины, а также окончательный разгром группы армий «Центр». Поначалу результаты обнадеживали, но затем к боевым действиям подключились немецкие войска из Норвегии, Бельгии, Франции и других регионов рейха, и контрнаступление замедлилось. В феврале, когда Сталин объявил, что Германия потеряла преимущество, жители Ленинграда массово умирали от голода, а сильные снегопады и твердая, как сталь, промерзшая земля не позволяли российским частям создать хоть какую-то систему оборонительных сооружений. Сражавшимися там людьми двигало уже не чувство долга или мысли о победе, чести, родной земле или славе. Они мечтали об элементарном убежище, в котором можно поспать, или о куске лошадиного мяса десятидневной давности.
В Крыму, где погода была более мягкой, бои не утихали всю зиму и весну. В древнем портовом городе Феодосия, через который «Черная смерть» проникла в Европу из Азии в 1347 году, боевые действия продолжались несколько месяцев. Сначала немцы захватили город, затем Красная армия отбила его, после чего немцы захватили его снова. К марту дороги вокруг Феодосии были завалены мертвецами, на лицах которых застыло выражение потрясения от внезапно настигшей их смерти. «Раньше мы говорили, что тот, кто пережил зиму, проживет еще долго», – сказал один молодой русский солдат. Но после того как немцы захватили город во второй раз, он потерял всякую надежду. «Я готов к смерти, какой бы она ни была», – писал он в письме домой. На Керченском полуострове, самой восточной оконечности Крыма, боевые действия продолжались до лета и их трагическое завершение стало побочным эффектом одной из тех бюрократических склок, которые приводят к многочисленным жертвам в ходе любой войны. Весной 1942 года недовольный Сталин сказал представителю Ставки Верховного Главнокомандования на Крымском фронте армейскому комиссару 1-го ранга Льву Мехлису, что тот «определенно обделался» как руководитель. Уязвленный упреком, Мехлис – политический аппаратчик, а не профессиональный военный – издал приказ, запрещавший использовать окопы. В день прибытия немцев на полуостров военный корреспондент и писатель Константин Симонов не видел ни Мехлиса, ни других советских командиров. Там были только солдаты, в основном грузины, которые, подобно британцам на Сомме
[204], массово гибли, маршируя навстречу немецким орудиям через ровное открытое поле под палящим солнцем.
На следующий день Мехлис приказал другой группе грузин выступить против немецких орудий и получил тот же результат. За двенадцать дней были убиты почти 200 тысяч советских солдат. За действия, приведшие к этому фиаско, Мехлиса понизили в звании на два ранга до корпусного комиссара, что было довольно унизительно. Однако, когда он покидал Крым, его голова все еще оставалась на плечах.
Зимой 1942 года и весной 1943 года немцы
[205] потеряли в боях 80 тысяч человек, а Красная армия – 444 тысячи. В эту статистику не вошли десятки тысяч советских мирных жителей, с которых отступающий противник снимал обувь, теплую одежду и шарфы, а затем расстреливал или выталкивал полуголыми на мороз. Она также не учитывает тысячи крестьян, чьи запасы картофеля и дров разграбила немецкая армия. В усадьбе Толстого немецкое подразделение топило печь рукописями великого писателя, а затем закопало своих умерших вокруг его могилы. Однако жестокая зима 1942 года приучила русского солдата к мысли, что он борется за нечто гораздо большее, чем собственная жизнь, считает британский историк Ричард Овери. В первые недели зимнего наступления советские войска проезжали «деревню за деревней, которые были сожжены или разбомблены, крестьянки и дети рылись в сугробах в поисках еды, а замерзшие тела казненных свисали со столбов на площадях».
