Несмотря на резкие слова, Гиммлер осознавал, что положение Германии становится все более отчаянным. Заезжим нейтральным дипломатам он представлялся человеком, мало чем отличающимся от них самих, – высокопоставленным бюрократом, который видел в коммунизме чистое зло и хотел вернуть Германию в мировое сообщество. С этой целью он через третьи стороны исследовал возможности заключения мира. За два месяца до выступления перед СС немецкая разведка получила телеграмму союзников, в которой говорилось: «Поверенный Гиммлера подтвердил безнадежность положения Германии и прибыл [в Швейцарию], чтобы предложить мирное урегулирование». Вину за телеграмму возложили на эмиссара рейхсфюрера доктора Карла Лангбена, известного юриста. Когда Лангбен вернулся в Берлин, его арестовали и отправили в казематы СС, где ему вырвали гениталии, а затем поставили к стене и расстреляли. Гиммлер защищал другого своего эмиссара – высокопоставленного немецкого бюрократа Йоханнеса Попица – до последних дней войны, ошибочно полагая, что дружба с чиновником из высшего эшелона спасет его от тюрьмы. Обнаружив, что это не так, Гиммлер казнил Попица.
В разное время трем другим людям из ближайшего окружения Гитлера – министру пропаганды Йозефу Геббельсу, генерал-инспектору бронетанковых войск Хайнцу Гудериану и главнокомандующему люфтваффе Герману Герингу – поступали предложения прекратить войну путем переговоров. Все трое отказались нарушить свою клятву нацистскому государству, но, что важно, ни один из них не назвал имена тех, кто обращался к ним с этими предложениями. Хотя одно имя в конце концов стало известно: Бальдур фон Ширах, лидер гитлерюгенда, гауляйтер Вены и муж Генриетты фон Ширах, утверждавшей, что Гитлер пытался поцеловать ее, когда ей было двенадцать лет. Фрау Ширах присутствовала на встрече своего мужа с Герингом и позже написала краткий отчет о том вечере. Встреча проходила «в уединенной, обитой бархатом комнате в элитном венском ресторане, и вечер начался в атмосфере Gemütlichkeit [тепла и хорошего настроения]». Один из гостей, известный композитор, играл на фортепиано; затем Геринг исполнил импровизацию из «Вольного стрелка». После этого рейхсмаршал (еще одно звание Геринга) показал Ширахам две покупки, которые он сделал во время дневного похода по магазинам. Один представлял собой кожаный портфель в синих цветах люфтваффе, другой – флакон духов Жана Деспре, которые, по утверждению Геринга, можно было купить только в Вене. Ширах, разочаровавшийся в руководстве Гитлера, позволил Герингу продолжать в течение нескольких минут. Затем, выбрав подходящий момент, он заговорил о войне, но осторожно и таким образом, чтобы апеллировать к тщеславию и патриотизму рейхсмаршала.
Ширах начал с того, что призвал Геринга поговорить с Гитлером наедине, хотя оба знали, что это ни к чему не приведет. Затем гауляйтер перешел к делу: «Я и мой гитлерюгенд с вами, люфтваффе сильно, и есть множество людей, которые готовы действовать. <…> Это должно стать нашим общим делом. <…> От вас, как от рейхсмаршала, именно этого и ждут». Геринг знал, о чем просил Ширах, но не мог этого сделать. Возможно, когда-нибудь в другой раз, но не сразу после Сталинграда и невыполненного обещания забрасывать с воздуха припасы для немецкой армии, оказавшейся в ловушке внутри города. «Поговорить с Гитлером наедине!» – повторил Геринг. Ничего себе идея. «За последнее время я ни разу не видел его в одиночестве! Борман [Мартин Борман, сменивший Геринга в роли второго человека после Гитлера] всегда с ним. Если бы я мог, ей-богу, я давно пошел бы к Черчиллю, – продолжал рейхсмаршал. – Ты думаешь, мне нравится заниматься этим проклятым делом?» В этот момент Эмми Геринг поднесла руку ко рту мужа и сказала: «Давай больше не говорить об этом, все будет хорошо».
Зимой 1939/40 года у молодого чеченского мусульманина Хасана Исраилова
[249] случилось прозрение. В иерархии советского государства мусульмане, такие как он сам и его брат Хусейн
[250], считались гражданами третьего сорта. Не видя другого выхода, братья стоически приняли свою судьбу. Возможно, Аллах вознаградит их в загробной жизни за страдания. В конце 1939 года Финляндия, чья территория немногим больше Чечни, в течение нескольких месяцев на равных боролась с вторгшейся советской армией. Если Финляндия могла дать отпор сталинским танкам и самолетам, почему не могла Чечня? В течение следующего года Хасан и Хусейн завербовали молодых чеченцев-единомышленников и построили военную базу на гористом юго-востоке страны. Неудачная попытка НКВД уничтожить маленькую армию Исраиловых еще больше повысила престиж братьев, а поддержка немецкой армии, прибывшей в 1941 году, укрепила убежденность Хасана в том, что советское государство борется за выживание и пришло время вырваться на свободу и создать независимую Чечню. Была сформирована пятитысячная армия
[251], и новое государство получило название Временное народно-революционное правительство Чечено-Ингушетии (Ингушетия была соседним мусульманским анклавом).
