Однако особую опасность представляла очередная вспышка сепаратизма феодальной знати. Впрочем, эти её действия не стали сюрпризом для Карла VII. В течение 1430-х годов король постепенно совершенствовал и перестраивал организацию своей армии. Следуя примеру деда, он смело выдвигал на руководящие посты не слишком знатных, но талантливых военачальников. Укрепляя дисциплину, Карла VII требовал безоговорочного выполнения своих приказов от тех отрядов, которые действовали от его имени. Учитывая печальный опыт предыдущих боёв, король и коннетабль увеличили численность лучников и поощряли развитие артиллерии. Именно в этой области Франция на последнем этапе Столетней войны достигла ощутимого превосходства, которое во многом определило успешное течение боевых действий.
В 1439 году Карл VII выпустил ордонанс, в котором утвердил монопольное право монарха объявлять набор войск и направлять их на театр военных действий. Знать потеряла возможность содержать в своих крепостях гарнизоны без позволения короля. Боевые дружины феодалов и отряды наёмников не могли больше бесконтрольно бродить по стране. Военные подразделения помещались гарнизонами на границах королевства. Командиры любых воинских отрядов отныне должны были приносить присягу на верность монарху и защищать его от всех без исключения, даже от собственных сеньоров. Эти положения ордонанса наглядно демонстрировали, что реорганизация армии служила в первую очередь укреплению королевской власти. И не случайно именно после оглашения ордонанса началась подготовка знати к вооружённому выступлению, которое произошло в первой половине 1440 года. Инициаторами восстания были два влиятельных герцога – Алансонский и Бурбонский.
Лидерами мятежа против Карла VII они стали не случайно. Аррасский договор 1435 года сильно ущемлял интересы обоих. Карл Бурбонский долгие годы отражал удары бургундцев с севера и востока, потратил много средств на войну, защищая не только свои земли, но и владения сюзерена… А потом его поставили перед фактом: всё, захваченное Филиппом Добрым, останется у него в собственности. Такое решение Карла VII казалось герцогу Бурбонскому верхом несправедливости.
Ещё хуже обстояли дела у Жана Алансонского. Этот принц крови потерял на войне всё. Его владения в Нормандии конфисковали англичане, а выкуп, который пришлось заплатить, чтобы вернуться из плена, оказался поистине разорительным. Рента в 12 тысяч ливров, которую назначил Алансонскому король, этих потерь явно не компенсировала. Размер её наводил герцога на мысль, что его службу недооценили. В королевском совете наибольшим влиянием давно уже пользовались Карл Анжуйский и Артур де Ришмон. С 1436 года к ним добавились сторонники Филиппа Доброго. Жан Алансонский с горечью вынужден был наблюдать, как при дворе Карла VII в Париже его обходят по должностям и влиянию люди, ранее служившие здесь Генриху VI Английскому.
Первый заговор сформировался в 1437 году. Инициатором его стал Карл Бурбонский. Кроме Жана Алансонского в подготовке активно участвовал граф Жан IV д’Арманьяк. Как и многих южных аристократов, его беспокоило усиление власти Карла VII, которого в прежние времена они считали своим политическим партнёром, а не сюзереном. Участие Арманьяка давало мятежникам надежду, что в решающий момент их поддержат богатые и влиятельные «принцы Юга» – Альбре и Фуа, располагавшие значительными военными силами.
Заодно с заговорщиками был и недавно освободившийся Рене Анжуйский. Он провёл в плену у Филиппа Доброго шесть лет и был обижен на Карла VII, от которого ждал помощи. Правда, бои с бургундским герцогом Рене Анжуйский вёл не за интересы Франции, а за собственные владения в Лангедоке… Но что из того? Ведь воевал же… Воевал! А при заключении мира его мнение проигнорировали.
Своё содействие мятежникам обещал и герцог Жан V Бретонский. Этот хитрый лис всегда готов был содействовать выступлениям против французской монархии… Особенно если заговорщики не требовали от него личного участия и можно было ограничиться моральной поддержкой. Впрочем, дальше разговоров на этот раз дело не продвинулось. Король дал понять Карлу Бурбонскому, что знает о готовящемся мятеже. Герцог взвесил шансы на успех и… Смиренно попросил прощения.
Однако уже через два года аристократы составили новый заговор. На этот раз формальным главой его стал 16-летний дофин. В конце 1439 года мятежники собрались в Ньоре, сердце провинции Пуату. Карл VII направил сюда своего старшего сына Людовика, чтобы тот положил конец местным феодальным войнам. К дофину присоединились герцоги Бурбонский и Алансонский, граф Дюнуа и отставной королевский фаворит Тремойль. Герцог Бретонский от личного участия уклонился, но пообещал содействие в будущем. С согласия своих подельников он вступил в контакт с англичанами и заручился их поддержкой. Очень похоже, что Жан V с самого начала вёл двойную игру… Формально примыкая к мятежу, он придерживал на коллег убойный компромат. В случае неудачи документально подтверждённую информацию о контактах заговорщиков с англичанами легко можно было обменять у Карла VII на личную амнистию.
Мятежные аристократы планировали отстранить от власти короля, объявить дофина регентом и править страной его именем. Будущий Людовик XI согласился с этой программой, ведь она сулила ему быстрое восхождение к вершинам власти, на что 16-летний наследник престола в ближайшие десятилетия рассчитывать не мог. Его отец был ещё совсем не стар и обладал отменным здоровьем. С каждым годом власть короля во Франции крепла и усиливалась, а значит – тянуть с выступлением не стоило.
В соглашении, которое заключили между собой мятежные аристократы, говорилось о «выгоде, благе и пользе», о «состоянии и чести короля и его сеньории». Но дофин не скрывал своей цели: он считал себя вполне готовым «составить выгоду королевства». Восстание получило название «Прагерия» – по аналогии с выступлением жителей Чехии против короля Сигизмунда в первой трети XV века. Начавшееся там в 1419 году восстание больше известно у нас под названием «гуситских войн», по имени религиозного реформатора Яна Гуса. Король Сигизмунд заманил его в 1415 году на церковный собор в Констанце, где Яна Гуса осудили и сожгли как нераскаявшегося еретика. Изгнанный из страны и лишенный трона, Сигизмунд был вынужден 15 лет бороться с коалицией чешских феодалов и крестьянских вождей, привлечённых гуситской программой реформ.
В результате власть короля в Чехии хоть и восстановилась в 1434 году, но была сильно урезана… Однако дофин Людовик полагал, что даже очень скромная личная власть лучше, чем более значительная отцовская. Окружавшие его герцоги и графы мечтали, чтобы ожидаемая победа над англичанами не привела к усилению короля. Ради своих личных амбиций аристократы готовы были предать интересы Франции…
Они забыли о двух важных вещах: страна устала от войны, а её граждане не ждали ничего хорошего от возрождения феодализма. Карл VII великолепно сыграл на настроениях простых французов. В феврале 1440 года он разослал письма по «добрым городам», предостерегая их жителей против всех, кто хочет «внести какие-либо смуты или новшества в осуществление нашей сеньориальной власти, что привело бы к полному разрушению нашего королевства, замедлило бы объединение церкви, достижение мира… и освобождение нашего брата Орлеанского».
