Сама по себе алхимия ничего плохого или запретного не содержала, однако светские и духовные власти часто относились к её адептам с подозрением и опаской. Первые – из-за огромного числа мошенников, жуликов и фальшивомонетчиков, выдававших себя за учёных. Вторые – потому, что многие из лжеалхимиков сопровождали свои «научные фокусы» магическими практиками, еретическими молитвами, а временами – и откровенным сатанизмом. Алхимию запрещали, её адептов бросали в тюрьмы… Однако золота хотелось всем – герцогам, королям, папам, и через несколько лет запреты снимались.
Как обычно бывает в подобных случаях, горстка настоящих учёных растворялась в толпе находчивых шарлатанов. Методы получения золота у мошенников тех лет не отличалась от современных: на глазах клиента совершить одноразовое «чудо», выторговать «небольшой» задаток на продолжение экспериментов и исчезнуть бесследно. Однако, если клиент выглядел особенно доверчивым, лжеалхимик мог задержаться подольше. Сетуя на досадные помехи в работе, он кормил наивного хозяина обещаниями, что через месяц или через год наверняка добьётся успеха!
Если клиент полагался на собственные глаза, ему подсовывали обманку из латуни или железного колчедана. Чтобы обвести вокруг пальца человека опытного, пригласившего на осмотр собственного ювелира, в расплав попросту подбрасывали нужное количество золотого порошка. Для этого часто использовались тигли с двойным дном. Поверх их глиняного или металлического основания тонким слоем засыпали золотой порошок. Сверху наносили плёнку воска, подкрашенного в чёрный цвет. Во время эксперимента в сосуд заливался расплавленный свинец, и – о чудо! – на поверхности появлялся слой чистого золота.
Если клиент перед предыдущими опытами проверял дно и стенки тигля, мошенник использовал выдолбленную изнутри деревянную палочку, в которую засыпал золотой порошок, а потом заклеивал отверстие восковой пробкой. После того как золото попадало в расплав, полая часть палочки сгорала. Таким образом, даже рассмотрев её вблизи, невозможно было увидеть ничего подозрительного. В более сложных случаях золотой порошок вдувался в расплав через кузнечные мехи, а если мехов не было – золотые детали припаивались к железному основанию и покрывались чёрной краской, которая сгорала в расплаве. Иногда в решающий момент в печь бросались компоненты, выделяющие едкий дым, а пока хозяин тёр глаза и прочищал горло, происходило «волшебное превращение».
Однако для организаторов суда над бароном де Рэ главным подспорьем стали не хитроумные трюки посещавших его замки лжеалхимиков, а магические и колдовские заклинания, которыми эти действия сопровождались. Во-первых, участие в подобных мероприятиях могло стать основанием для организации «ведовского процесса», который грозил Жилю и его слугам сожжением на костре. Во-вторых, жулика и мошенника легко было склонить к «чистосердечному признанию» и сотрудничеству со следствием, пообещав за это помилование лично ему.
Если верить материалам процесса, алхимиков и колдунов-сатанистов разыскивали и приводили к маршалу Жиль де Силье и Эсташ Бланше. Оба, кстати сказать, служители церкви… Главой которой в герцогстве Бретонском был епископ Нанта. Надо ли уточнять, что в числе обвиняемых на суде мы их не увидим. Незадолго до ареста Жиля де Рэ его штатный «поставщик алхимиков» Жиль де Силье скроется в неизвестном направлении… Зато в материалах процесса часто будут всплывать детали, о которых знал только этот святоша. Эсташ Бланше на процессе Жиля де Рэ даст показания в качестве свидетеля и, несмотря на рассказы о своём участии в сатанинских обрядах отставного маршала, к обвиняемым не присоединится…
На суде обвинение подробно перечислило всех, с кем знакомился опальный маршал, стремящийся постичь премудрости алхимии. Первым был некий «анжуйский рыцарь», которого Жиль встретил в 1426 году. Этот человек, сидевший в церковной тюрьме по обвинению в ереси, позволил юному барону взять на время свой фолиант, где описывался процесс получения философского камня и многое другое. Жиль не смог самостоятельно вникнуть в нарочито усложнённый текст, однако самой темой заинтересовался.
Как только появилось свободное время, барон поставил себе цель – найти умелого алхимика, который поможет постичь секреты мастерства. Имена «учёных мудрецов» сохранились в материалах процесса. Это Антонио из Палермо, парижский златокузнец Жан Пети, Дюмесниль, Жан де Ла Ривьер и Франческо Прелати. Из них на процессе присутствовал только последний… Он появился у барона весной 1439 года. Успел поучаствовать в сатанинских ритуалах, несколько раз вызывал личного демона, от его имени попросил у барона принести руку, сердце, глаза и кровь мальчика, получил их, попытался отдать демону и так далее. Нетрудно заметить, что такое признание ощутимо пахло костром… Однако Прелати так и остался свидетелем, в число подсудимых не перешёл. Вскоре после казни Жиля де Рэ его личный колдун и сатанист был освобождён из-под стражи и стал… придворным алхимиком герцога Анжуйского.
Так был ли виновен барон де Рэ в приписываемых ему злодеяниях? Споры об этом начались вскоре после процесса и не утихают до сих пор. В поисках ответа нам придётся ознакомиться с тем, что представляла собой в те годы французская судебная практика, как было принято вести следствие по аналогичным делам и какие доказательства в XV веке считались неоспоримыми.
Глава 12
Характерные черты инквизиционных процессов XV века. Признание – царица доказательств. Роль ордалии, пытки и терриции. Речи судей, свидетелей и обвиняемых в тексте протоколов
Сейчас Западная Европа считается эталоном гуманности в судопроизводстве. Однако в прежние времена всё было далеко не так благостно. Светские и церковные суды грешили обвинительным уклоном, а тюрьмы часто походили на камеры непрерывных пыток. Следствие могло тянуться годами, и не каждому обвиняемому удавалось дожить до суда. Особенно много несправедливостей и зверств творилось на переломе эпох – от Средневековья к Новому времени.
В 1430-х годах во Франции на месте феодальных сеньорий начало расти централизованное государство с разветвлённым чиновничьим аппаратом, мощной наёмной армией и тяжким налоговым бременем. В области судопроизводства происходил переход от обвинительной средневековой процедуры (accusatio, Божий суд) к инквизиционной практике (inquisitio, процедура следствия). Новый порядок существенно расширил права и полномочия судей. Раньше это были скромные посредники между Богом (высшим и единственным Судьей) и людьми. Теперь же судья превращался в главную фигуру процесса.
Преобладавшая в Средние века система доказательств Божьего суда (accusatio) подразумевала активные действия подозреваемого: в его власти было потребовать проведения ордалии (испытания огнём, водой и т.д.), а при тяжбе между дворянами – поединка. В этой ситуации признание обвиняемого для вынесения приговора не требовалось, ведь только Бог мог указать, кто прав, а кто нет (чаще всего – по размеру ожогов, оставшихся на руке от раскалённого железа). В новом, инквизиционном процессе ситуация стала иной: при малейшем сомнении судьи отправляли подозреваемого на пытку, а важнейшим доказательством стало признание вины.
Понятно, что не все правоведы приветствовали такие перемены. Некоторые требовали сохранить старый порядок. В 1404 году королевский адвокат Жан Жувенель д’Урсен, защищая права дворян на судебный поединок, сказал: «…так же, как мы решительно посылаем человека на пытку, сообразуясь с обстоятельствами и своими подозрениями, мы можем разрешить и судебный поединок, поскольку менее опасно сражаться двум равным, чем сражаться на пытке, где тело безоружно и беспомощно».
