После многозначительных слов о мандрагоре в перечне обвинений по делу Жанны д’Арк шли статьи о её неподобающем – для порядочной девушки – поведении:
«VIII. Также Жанна, когда ей было примерно 20
[49] лет, по своему собственному желанию и без разрешения отца и матери, отправилась в город Нефшато в Лотарингии и на какое-то время нанялась на службу к содержательнице постоялого двора по имени La Rousse
[50]. Там постоянно собирались женщины дурного поведения и останавливались солдаты. Жанна также жила там, иногда общалась с этими женщинами, иногда водила овец на пастбище и лошадей на водопой....
IX. Также Жанна, находясь там в услужении, привлекла к церковному суду города Туля некоего юношу, обещавшего на ней жениться. Для участия в процессе она несколько раз ездила в Туль.... Этот юноша, поняв, с какими женщинами она знается, отказался взять её в жены. Он умер, и это дело до сих пор не закрыто. А Жанна с досады оставила затем упомянутую службу».
Таким образом, ясно видно, что из девушки-патриотки суд старательно пытался вылепить образ опытной развратницы, подобно тому, как это обычно делалось на всех колдовских процессах XIV—XV века во Франции.
Однако на суде в Руане образ злобной ведьмы-проститутки не получил особого развития. После того как специальная комиссия в очередной раз подтвердила девственность Жанны, напирать на этот пункт обвинения прокурор и судьи не решились.
Хотя намёки на «неподобающее поведение» встречаются и дальше. В обвинительных статьях XII—XVI – там, где речь идёт о переодевании в мужской костюм и рыцарские латы, – явственно просматривается тема разврата… Дело в том, что проститутки, сопровождавшие средневековые войска, в армейском лагере обычно носили именно мужское платье.
Эберхард Виндек в «Книге об императоре Сигизмунде» в одной из глав, посвящённых Жанне д’Арк, рассказывает о знаменитой истории с изгнанием Девой проституток из военного лагеря. Автор поясняет, что передвигались эти дамы верхом и были одеты в мужское платье, а некоторые даже в доспехи. Никто из командиров не подозревал, что они – женщины. И только Жанна заметила обман. Филипп Контамин тоже писал о постоянном присутствии во французской армии того периода «проституток в мужском платье» и «девушек в одежде пажа». Именно это, как ему казалось, объясняло негативное отношение англичан и бургундцев к Жанне д’Арк, также одетой в мужской костюм.
Парижский горожанин
[51] записал рассказ о том, как один из английских капитанов обзывал Жанну «развратницей и проституткой». Жан Паскерель вспоминал на процессе реабилитации в 1456 году другое её обидное прозвище – «шлюха арманьяков». В обширном «букете» оскорбительных для Девы имён, собранных автором (или авторами) «Мистерии об осаде Орлеана», завуалированные обвинения в колдовстве и проституции тоже тесно переплетены друг с другом.
Что интересно, обвинение в неподобающем поведении содержится не только в начальных пунктах списка, зачитанного Жанне 27 марта 1431 года. К той же «развратной» теме прокурор Жан д’Эстиве возвращается снова в статье LIV: «Также Жанна бесстыдно жила с мужчинами, отказываясь от компании женщин, принимая услуги только от мужчин, от которых она требовала, чтобы они помогали ей как в интимных надобностях, так и в её тайных делах, чего никогда не происходило ни с одной целомудренной и благочестивой женщиной».
Тема проституции проступала затем (в завуалированной форме) и в тексте окончательного приговора по делу Жанны д’Арк: «…когда ей было примерно 17 лет, она покинула отчий дом против воли родителей и примкнула к солдатам, проводя с ними день и ночь и почти никогда не имея подле себя никакой иной женщины»
[52].
Понятно, что руководивший процессом Жанны епископ Кошон муссировал эту тему не случайно. Его хозяева, англичане, ещё во время боёв за Орлеан огласили своё мнение о роли Девы во французском лагере. После грандиозных побед, одержанных войсками Жанны д’Арк в 1429 году, картина её деяний – во мнении британцев – сложилась окончательно. Герцог Джон Бедфорд писал своим французским сторонникам, что Жанна д’Арк обещала дофину Карлу три вещи: снять осаду с Орлеана, короновать его в Реймсе и избавить от противников, которых «…с помощью своего [колдовского] искусства она или убьёт, или прогонит прочь». Для большей убедительности Дева «…использовала предсказания, рассказывая о нравах, жизни и тайных деяниях некоторых людей… похваляясь, что узнала всё это посредством откровений». Демоны помогли ей найти меч в церкви Сент-Катрин-де-Фьербуа, оказывали прочие услуги… И даже ультиматумы, отправленные Жанной англичанам, были продиктованы чертями, её постоянными советчиками.
В письме, присланном в сентябре 1429 года Карлу VII, герцог Бедфорд заявляет, что победы французов добыты ими не «…мощью и силой оружия», а при посредстве «…испорченных и подверженных суевериям людей, а особенно этой непристойной и уродливой женщины, которая одевается как мужчина и ведёт развратный образ жизни». В известном «Английском ответе» на «Virgo puellares»
[53] говорится о справедливом характере войны, ведущейся англичанами за утверждение законных прав их юного короля. Жанну д’Арк автор британского сочинения называет проституткой и женщиной, выдающей себя за девственницу.
С точки зрения французов, ситуация была прямо противоположной. Демоны с первых дней войны сражались на стороне англичан, обеспечивая им неправедные победы. Господь всё это время сочувствовал Франции, и не давал врагам её уничтожить. Видя благочестие, храбрость и доброту Девы, Он помог ей снять осаду с Орлеана. Дальнейшие успехи Жанны д’Арк лишь подтвердили, что Бог на стороне французов. И теперь англичанам не остаётся ничего иного, как пытаться опорочить имя Девы и её благие дела.
Таким образом, с высоким моральным обликом Жанны французы связывали справедливый характер освободительной борьбы, которую возглавила их народная героиня. Англичане же настаивали на том, что победы Жанны д’Арк достигнуты нечестным путём: с помощью колдовства, к которому эта развратница (как всякая шлюха и проститутка) имела склонность прибегать.
Чтобы лучше видеть, как сильно требовалось англичанам опорочить моральный авторитет Жанны д’Арк, нужно понять, что в те годы входило в понятие «справедливой войны». Общественное мнение католической Европы в Средние века выделяло три основных принципа, отличающие такую войну от несправедливой:
