1. Auctoritas principis – руководство со стороны высшей власти: Бога или законного правителя.
2. Causa justa – безупречная, в правовом отношении, причина для начала боевых действий.
3. Intentio recta – разумные намерения данной воюющей стороны.
В середине XIII века Фома Аквинский уточнил и дополнил эти требования. Он считал, что конечной целью справедливой войны должно быть заключение мира, а задачей правителя страны является защита своего народа для всеобщего блага.
Понятно, что новым требованиям больше соответствовала французская сторона, и потому англичанам оставалось лишь обосновывать свою позицию «волей Бога». До 1429 года это получалось неплохо. Мы побеждаем в генеральных сражениях – значит Господь на нашей стороне! Выход Жанны д’Арк на политическую сцену смешал британские карты. Теперь доказать справедливый характер своих действий на континенте они могли, лишь опорочив Орлеанскую деву, выставив её ведьмой и развратницей.
Но почему же тогда на процессе 1431 года в Руане тема справедливой войны не поднималась ни разу? Расчёт британцев понятен. Вместо того чтобы ломиться к цели напролом, они решили применить «пошаговую стратегию». Сначала опорочить моральный облик французской героини, призвав на помощь извечный мужской предрассудок: «Все бабы – стервы, шлюхи и проститутки, все девки – обманщицы и развратницы». Затем можно будет приплюсовать к этому мнение церковных кругов об извечной склонности проституток к колдовству… А дальше останется только перекинуть мостик к утверждению: «Не может быть законной победа, добытая чёрной магией! Нельзя считать справедливой войну, если она ведётся в союзе с нечистой силой!»
Однако весь этот хитроумный план вдребезги разбился о факты: неоднократно подтверждённую девственность Жанны и полное отсутствие доказательств её развратного поведения. После сожжения Девы в 1431 году у англичан ещё сохранялась надежда, что клевета, наветы и сплетни со временем возьмут верх над истиной, ведь люди во все времена охотнее верили в плохое, чем в хорошее. Однако к 1440 году стало ясно, что этим мечтам британцев сбыться не суждено. Вот если бы удалось откопать новые факты, полностью меняющие картину…
Перекидывая мостик от руанской площади, где была сожжена Орлеанская дева, к залу замка Тур-Нев, в котором проходил процесс над её соратником Жилем де Рэ, важно помнить, что епископ Жан де Мальструа был не только канцлером герцога Бретонского, но и убеждённым англофилом. Готовя обвинение, он просто не мог не подумать о перспективе – одним выстрелом убить двух зайцев.
Те детали, которые маршал наотрез отказался подтверждать, не ухудшали его положения, зато рикошетом били по репутации Жанны д’Арк. Чтобы убедиться в этом, придётся подробно и внимательно разобрать те страницы протоколов, которые многие стараются пролистнуть, не углубляясь, ведь читать о сексуальных преступлениях против детей очень неприятно. Не исключено, что именно эта моральная чистоплотность историков стала главной причиной их веры в виновность Жиля де Рэ. Нормальному человеку трудно себе представить, что за подобные мерзости могут осудить человека, который ничего преступного не совершал.
Срабатывает принцип «огромного вранья», суть которого через много лет после казни Жиля де Рэ сформулировал Йозеф Геббельс: «Чем чудовищнее солжёшь, те скорее тебе поверят. Рядовые люди скорее верят большой лжи, чем маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну а уж очень сильно солгать они постесняются. Большая ложь даже просто не придёт им в голову. Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на чудовищную ложь. И даже когда им разъяснят, что дело идёт о лжи чудовищных размеров, они всё ещё будут продолжать сомневаться и склонны будут считать, что, вероятно, всё-таки здесь есть доля истины… Солги посильнее, и что-нибудь от твоей лжи да останется…»
Тем читателям, и особенно читательницам, кто не в силах копаться в деталях сексуальных преступлений, настоятельно рекомендую пропустить следующую главу.
Глава 16
Показания потерпевших и свидетелей. Странности в действиях судей. Фольклорная нить протоколов. Разногласия между словами Жиля де Рэ и его слуг. Предшественник маркиза де Сада
Каждое из преступлений против ребёнка или юноши
[54], в которых обвиняли Жиля де Рэ и его слуг на суде в Нанте, можно условно разделить на три стадии: похищение будущей жертвы, сексуальное насилие над ней и зверское убийство.
Рассказы свидетелей, в большом количестве собранные следствием и скрупулёзно приобщённые к делу, касаются лишь первой из стадий. Обо всём, что происходило после этого, можно судить только на основе анализа признательных показаний, полученных с помощью пыток. Никаких улик, доказывающих позицию следствия, на суде представлено не было. Причины их отсутствия в документах дела не объяснены – даже в тех случаях, когда добыть эти улики не составляло большого труда… А впрочем, не будем забегать вперёд. Поговорим вначале о похищениях.
Всего по этому поводу следователь Жан де Тушронд заслушал и записал 42 свидетельских показания, среди которых есть протоколы как индивидуальных, так и коллективных опросов.
Наиболее убедительно звучит рассказ одной из пострадавших, чьи слова – в интерпретации Жана де Тушронда – зафиксированы в протоколе опроса свидетелей, дававших показания в рамках светского судебного следствия 18 сентября 1440 года
[55]:
«Перонн Лессар, живущая в Ла-Рош-Бернаре, сообщает под присягою, что два года назад в сентябре помянутый сир де Рэ, возвращаясь из Ванна, остановился на ночлег в означенном селении Ла-Рош-Бернар, у помянутого Жана Колена, и провёл там ночь. Свидетельница жила тогда напротив постоялого двора помянутого Жана Колена. Её сына, десяти лет от роду, ходившего в школу, приметил слуга сира де Рэ по имени Пуату. Пуату сей пришёл поговорить с помянутой Перонн, требуя от неё согласия на то, чтобы ребёнок остался с ним: говорил, что его будут хорошо одевать, и великие выгоды ему сулил; при этом помянутый Пуату утверждал, что для него ребёнок будет прекрасным приобретением. На это помянутая Перонн ему ответила, что у неё есть ещё время на то, чтобы дождаться пользы от сына её и что она его из школы забирать не будет. Тогда помянутый Пуату торжественно поклялся, что, забрав ребёнка, отправит его в школу, а Перонн даст сто су на платье. Доверившись обещанию его, она позволила ему взять ребёнка с собою.
Вскоре Пуату принёс ей четыре ливра за платье. Она заметила, что недостает двадцати су, он же возражения сии отверг, сказав, что обещал ей лишь четыре ливра. Она же ему сказала, что теперь-то поняла: он вряд ли исполнит остальные свои обещания, ибо уже должен ей двадцать су. На что он ей сказал, чтобы она сильно не волновалась и что он довольно им ещё поднесет даров, ей и ребёнку её. После чего он помянутого ребёнка забрал и повёл его на постоялый двор Жана Колена, где остановился названный сир. На следующий день, когда Жиль де Рэ оттуда выходил, Перонн оная справилась о своём сыне помянутом, бывшем там же. Однако сир де Рэ ей ничего не ответил; помянутому Пуату, при нём находившемуся, он сказал, что ребёнок выбран правильно и что он прекрасен, словно ангел. Названный Пуату ему ответил, что выбирал его не кто иной, как он сам, и помянутый сир ему сказал, что он не ударил в грязь лицом и сделал правильный выбор. И затем ребёнок оный уехал с помянутым Пуату, вместе с названным сиром, на лошадке, купленной помянутым Пуату у названного Жана Колена. С тех пор женщина эта никаких известий не имела и не слыхала о том, где могло бы находиться помянутое чадо её, и она не видела его более в окружении названного сира, каковой после этого проезжал через означенный Ла-Рош-Бернар. И с тех пор она названного Пуату в свите помянутого сира не видела. Те из приближенных сира оного, у коих она спрашивала, где её дитя, говорили, что сын её в Пузоже или в Тиффоже».