Единство Бога и Страшный суд были излюбленными темами как в коранической литературе, так и в апокрифических Евангелиях и писаниях аскетов. Святой Ефрем (умер около 373 г.), почитаемый обеими ветвями сирийской церкви как величайший вышедший из их рядов проповедник, изображает блаженную обитель в таких материалистических образах:
«Там видел я кущи праведников, источающие из себя благовонные масти, которые разливают благоухание, убраны цветами, увенчаны вкусными плодами… Целые ряды плодов всякого рода под руками вкушающего. Среди самого чистого воздуха стоят там твердо укоренившиеся деревья; внизу покрыты они цветами, вверху полны плодов. Попеременно веют там приятные ветры, спеша услужить. один навевает им пищу, другой изливает питие; дыхание одного есть тук, а веяние другого – благоухающая масть. Кто с мудрой умеренностью воздерживался от вина, того преимущественно ожидают к себе райские виноградники, и каждая лоза прострет к нему свои гроздья. А если он девственник, принимают его в чистые недра свои, потому что, живя одиноко, не познал он супружеского лона, не восходил и на брачное ложе».
Общим для обеих религий было различие, проводимое между должными и сверхдолжными делами. В ритуалах и богослужебной практике было немало схожего. В сирийской церкви считалось каноническим молиться три раза в день и два раза в ночное время еще задолго до того, как в исламе установились пять обязательных молитв. Ночные бдения, описанные в Коране (73: 1–8, 20), напоминают монашеские порядки и аскетическое благочестие. Во время молитвы монахи принимали определенные позы, преклоняли колена и касались земли лбом. У монахов часто выпадали волосы с передней части головы из-за ударов головой о землю. В одной доисламской поэме говорится о монахе, который набил себе на лбу мозоль, как у козла на колене.
Становясь мусульманами, христиане, естественно, приносили с собой старые идеи и порядки, часть из которых остались в сектах и ересях. Разрыв между двумя религиями становился еще уже по мере того, как ранние рассказчики хадисов заимствовали события из жизни основателей христианства и приписывали их основателю ислама. Рассказывают, что Мухаммед восхвалял тех, кто подает милостыню тайно, так что его левая рука не ведает, сколько дает правая, и заявлял, что Бог сказал: «Для Моих праведных рабов Я приготовил то, чего не видел глаз, о чем не слышало ухо и чего даже не представляло себе сердце человека». В уста Мухаммеда вложен даже вариант молитвы «Отче наш». Через возникший позднее суфизм христианское аскетическое благочестие открыло для себя еще один путь в сердце ислама.
Сироязычные христиане легко узнавали многие ключевые термины мусульманского словаря. Арабские слова «фуркан» (спасение, Коран, 8: 29, 41), «айя» (знак, 2: 37; 3: 9), «кахин» (прорицатель, жрец, 52: 29; 69: 42), «суджуд» (земной поклон, простирание ниц, сура 2, 68: 42, 43), «сифр» (книга, 62: 5), «киссис» (монах или священник, 5: 82), «салят» (ритуальная молитва, 2: 3, 43; 24: 58), «закят» (милостыня, 2: 43, 83, 110) и многие другие заимствованы из сирийского или арамейского. Многие другие церковные и богословские термины из сирийского перешли в арабский, как это видно на примере слов «ишбин» (восприемник), «буршан» (облатка), «тилмиз» (ученик), «шаммас» (дьякон), «имад» (крещение), «каниса» (церковь), «каруз» (проповедник), «накуз» (гонг). Из греческого заимствовано не так много слов, среди них такие: «такс» (обряд), «кандалафт» (пономарь), «инджиль» (Евангелие), «ускуф» (епископ), «шидьяк» (иподиакон), «абрашия» (приход), «зуннар» (пояс). Некоторые греческие слова проникли в арабский язык через сирийский: «хури» (священник), «батриярк» (патриарх), «иским» (схима), «хартуки» (еретик).
Сирийский язык существенно повлиял на арабский и еще в одном отношении – в орфографии. Сами арабские иероглифы, как мы видели выше, произошли от набатейских, родственных сирийским.
В самой ранней форме арабского письма полностью отсутствовали диакритические знаки, которые в настоящее время служат для того, чтобы различать некоторые буквы, которые раньше писались одинаково. Также в нем отсутствовало обозначение гласных, поскольку все знаки были согласными. В первый век ислама в арабское письмо вошли диакритические знаки, возможно, набатейского происхождения, а также стали ограниченно использоваться гласные знаки. Точка над буквой обозначала звук «а»; точка под буквой – звук «и». Но именно так издавна писали восточные сирийцы. Ближе к концу того же столетия и опять-таки вслед за сирийским обычаем точки удлинились и превратились в надстрочные и подстрочные черты, которые используются по сию пору. Эту реформу предание приписывает аль-Хаджжаджу. Та же сирийская система индикации гласных лежит в основе еврейской системы, которую масориты заимствовали после 750 года н. э.
Глава 40
Крах династии Омейядов
Власть Омейядов
[246] достигла апогея в царствование аль-Валида (705–715). После него можно отметить лишь двух выдающихся правителей: Умара II и Хишама.
Умар (717–720) выделяется как единственный благочестивый халиф в ряду известных любителей мирских удовольствий. Его идеалом было следовать по стопам деда по материнской линии – второго праведного халифа, его тезки. Биограф подчеркивает его набожность, бережливость и простоту в обращении и утверждает, что на одежде халифа было столько заплат и он так свободно общался с подданными, что, когда кто-нибудь приходил к халифу с прошением, ему было трудно узнать повелителя правоверных. В его правление для богословов настали светлые дни. Отсюда и репутация святого, которую он приобрел в мусульманской истории. Умар отменил введенный Муавией обычай проклинать Али с кафедры во время пятничной молитвы. Он провел финансовые реформы, которые оказались недолговечными, но все же в значительной мере способствовали установлению равенства между мусульманами арабского и неарабского происхождения и окончательному слиянию потомков победителей и побежденных.
Арабские историки по праву считают Хишама (724–743) последним истинно государственным мужем из дома Омейядов. Четыре его преемника оказались по крайней мере никчемными правителями, если не просто выродившимся развратниками. Когда его сын Муавия, предок испанских Омейядов, погиб во время охоты, отец заметил: «Я растил его для халифата, а он гоняется за лисами!» Его наместника Ирака, присвоившего себе 13 миллионов дирхамов после того, как он растратил государственные доходы на сумму почти втрое больше, схватили и заставили выплачивать украденное. Его случай – один из многих, доказывающих, насколько широко расползлась коррупция в политической сфере. Система евнухов, унаследованная от Византии и Персии, значительно расширилась и способствовала возникновению института гарема. Рост благосостояния привел к избытку рабов, а все это вместе – к тому, что общество погрязло в удовольствиях роскоши. И моральная испорченность не ограничивалась высшими сословиями. Как видно, сыны пустыни поддались порокам цивилизации, в том числе пьянству, безнравственности и песням, которые начали истощать их жизненные силы.
Преемник Хишама аль-Валид II, человек физически сильный и красивый, был скорее виртуозом в музыке и поэзии, нежели знатоком государственных дел. Среди развлечений, в которых он проводил жизнь в пустыне, он нашел время, чтобы занять столичный престол, а потом опять вернулся к привычным занятиям. Развалины его дворцов по сию пору украшают пустынные земли. Однако куда серьезней оказалась его ошибка, которую он допустил, когда назначил преемниками халифата двух своих малолетних сыновей, мать которых была вольноотпущенницей, а затем оттолкнул от себя йеменитов (южных арабов), составлявших основную часть арабского населения Сирии. Принцип наследственной передачи халифата, введенный Муавией, вступил в противоречие с освященной веками племенной традицией. Проблема только усугубилась, когда основатель ветви Марванидов сделал своими преемниками друг за другом двух своих сыновей – Абдул-Малика и Абдул-Азиза. Отсутствие общепризнанного, четкого принципа преемственности в халифате, конечно, не способствовало ни стабильности, ни непрерывности. Что же касается йеменитов, то именно на их плечах вознесся сирийский престол. Их вражда с кайситами (северными арабами) имела глубокие корни и длилась вплоть до недавнего времени. Двоюродный брат аль-Валида Язид возглавил заговор против халифа и при помощи йеменских повстанцев выследил его и убил южнее Пальмиры.
