Правление Язида III (744), первого халифа, рожденного от рабыни, ознаменовалось беспорядками в провинциях. Его брат и преемник Ибрагим всего после двух месяцев правления был вынужден отречься от престола в пользу дальнего родственника Марвана II (744–750), который, как и два его предшественника, был сыном наложницы-рабыни.
После воцарения Марвана анархия охватила уже все государство. В Сирии появился претендент из Омейядов, в Ираке восстал претендент из хариджитов, а в Хорасане отказались признать власть халифа. Марван перенес свою правительственную резиденцию в Харран, где мог рассчитывать на поддержку со стороны кайситов и более успешно бороться с двумя своими злейшими врагами – Алидами и Аббасидами.
С точки зрения шиитов Омейяды были всего лишь нечестивыми узурпаторами, которые совершили непростительную, незабываемую несправедливость по отношению к Али и его потомкам. Непоколебимая преданность шиитов потомкам Пророка вызвала к ним всеобщий интерес и сочувствие. К ним в лагерь мало-помалу начали стекаться все недовольные – политически, социально и экономически. Поскольку Али избрал своим городом Куфу, их оплотом стал Ирак. К тому же иракцы затаили обиду на сирийцев за то, что они лишили роли столицы халифата. Благочестивые сунниты тоже присоединились к критикам, обвинявшим дом Омейядов в излишнем внимании к мирскому, секуляризме и пренебрежении законами Корана.
Подобно шиитам, Аббасиды воспользовались общим хаосом, чтобы заявить о своих правах на престол. Их притязания основывались на том, что, будучи потомками дяди Пророка
[247], они якобы имели преимущественные права на халифат по сравнению с Омейядами.
Еще одним фактором, который повлиял на ситуацию, было недовольство мусульман-неарабов в целом и персидских мусульман в частности из-за того, как обращались с ними мусульмане-арабы. Эти новообращенные, не получив обещанного исламом равенства, фактически были низведены до статуса мавали (подопечных). В некоторых случаях они даже не освобождались от подушного налога, который уплачивали в то время, когда еще оставались зимми. Негодование достигло пика в Персии, чью более древнюю и высокую культуру признавали даже арабы. На северо-востоке особенно плодородной для прорастания семян недовольства шиитов-аббасидов оказалась почва Хорасана. Учение шиизма нашло отклик в сердцах местных жителей. Под прикрытием шиитского ислама шло восстановление старого Ирана.
Не хватало только одного элемента – вождя, лидера, под предводительством которого могли бы объединиться шииты, Аббаси-ды, персы и другие противники Омейядов и выступить против общего врага. В конце концов эту роль взял на себя Абуль-Аббас Абдуллах, праправнук аль-Аббаса. Ему удалось взять под контроль всю машину протеста против Омейядов, и его успех во многом был обусловлен умелым применением пропаганды. Своей штаб-квартирой Аббасиды выбрали, казалось бы, невинную захолустную деревню Хумайма к югу от Мертвого моря, но на самом деле стратегическую точку, куда сходились караваны, путешественники и паломники со всего исламского мира. Там обучались будущие мусульманские миссионеры, оттуда их отправляли с секретной миссией. В Хумайме разыгрался первый и один из самых изощренных и успешных пропагандистских актов политического ислама, ни с чем не сравнимый вплоть до появления Фатимидов.
Активные действия начались в Хорасане. Стоял июнь 747 года. Мятежное движение возглавил агент Аббасидов Абу-Муслим аль-Хурасани, бывший раб неизвестного происхождения. Он развернул над собою черное знамя – цвета траура, в который одевался он, траура по убитому потомку Али в Хорасане. Оно стало отличительной чертой восходящей династии. Во главе армии из йеменских арабов (из племени азд) и иранских крестьян Абу-Муслим успешно вступил в столичный город Мерв. Омейядский правитель Хорасана Наср ибн Сайяр тщетно взывал к Марвану, говоря о грозящей опасности. Он даже обратился к поэзии:
Я вижу – уголь тлеет красными огнями,
Готов огнем взорваться!
Кремень, столкнувшись, высекает искры.
Из слов вырастает схватка.
«Да спит ли или бодрствует дом Умайи?» —
Кричу, глазам не веря.
Но халифу хватало и домашних хлопот. Восстание, разожженное йеменитами, охватило страну от Палестины до Химса. В Ираке снова подняли голову хариджиты. Сам Марван был неплохим солдатом. За упорство в войне его прозвали аль-Химар, Осел, – это слово тогда не было оскорбительным. Ему приписывают переход от ведения боя шеренгами (суфуф), каковая практика была освящена самим Пророком, к когортам (карадис) – более компактным и, следовательно, более мобильным небольшим отрядам. Но сейчас он оказался беспомощным в безнадежной ситуации. Было ясно, что солнце Омейядов быстро близится к закату.
За Мервом пали Нехавенд и другие персидские города, которые открыли дорогу в Ирак. Куфа, его столица и убежище Абуль-Аббаса, пала без особого сопротивления. 30 октября 749 года в главной мечети ему принесли присягу как халифу. Во всех восточных провинциях белый флаг отступал перед черным. Марван решился на последний отчаянный шаг. С 12-тысячным войском он двинулся из Харрана и в январе 750 года на левом берегу Большого (Верхнего) Заба, притока Тигра, встретился с неприятельской армией под предводительством Абдуллаха ибн Али, дяди нового халифа. Битва длилась девять дней. Сирийская сторона утратила волю к победе. Прошли времена высокого боевого духа и воодушевляющих вождей. Теперь ее разгром был предрешен.
Один за другим сирийские города открывали свои ворота перед Абдуллахом и его хорасано-иракскими войсками. Один только Дамаск попытался оказать сопротивление. Нескольких дней осады хватило, чтобы смирить гордую столицу (26 апреля 750 г.). Конница Аббасидов простояла в главной мечети Дамаска семьдесят дней. Победоносная армия двинулась на юг, в Палестину. Отсюда в погоню за бежавшим халифом отправили отряд. У церкви в Бусире, что в Верхнем Египте, враги настигли и убили Марвана 5 августа 750 года. Его голову и знаки отличия халифа отправили Абуль-Аббасу.
Затем перед Аббасидами встал следующий важный политический вопрос: что делать с остальными Омейядами. Согласились на том, что их следует уничтожить, и произвести расправу поручили Абдуллаху. Неумолимый главнокомандующий не гнушался ничем ради того, чтобы стереть с лица земли родственников-врагов. Были осквернены даже гробницы в Дамаске, Киннасрине и других местах, их трупы распяли, другие останки выбросили. Тело Хишама достали из захоронения в Эр-Русафе, нанесли восемьдесят ударов плетью, а затем сожгли дотла. Остались только могилы Муавии и благочестивого Умара. 25 июня 750 года Абдуллах созвал восемьдесят эмиров-Омейядов на пир в Абу-Футрусе, древней Антипатриде, на реке Авджа близ Яффы; и когда пир начался, его палачи перебили их одного за другим. Еще теплые тела мертвых и умирающих застелили кожаными покрывалами, и полководец со своими подчиненными продолжал наслаждаться трапезой под аккомпанемент человеческих стонов. Агенты и шпионы прочесывали мусульманские земли, выслеживая беглых отпрысков погибшего рода. Некоторые из них «искали убежища в недрах земли», ибо ее поверхность стала для них небезопасной.
