Фахр ад-Дин аль-Маани II, эмир Ливана, 1590–1635 гг.
Фахр ад-Дин пробыл в Европе пять лет (с 1613 по 1618 г.), в течение которых посетил Ливорно, Флоренцию, Неаполь, Палермо, Мессину, Мальту и другие примечательные места и проникся идеями, которые скорее укрепили его в прежних стремлениях, нежели разубедили. Его постигло лишь одно разочарование: его попытка вернуться с экспедиционными силами европейских держав и римского папы провалилась. Именно во время его пребывания в Европе возникла легенда о том, что друзы будто бы произошли от крестоносцев графа де Дре.
По возвращении он, не теряя времени понапрасну, принял меры для возвращения утраченных в его отсутствие территорий, особенно тех, где проживало бану Сайфа. Смерть их вождя Юсуфа убрала с его дороги тестя и злейшего врага. Путь был открыт и на север, и на юг. Прежнее ливанское государство было восстановлено и даже расширилось. В 1622 году Порта даровала ему санджаки Аджлун и Наблус. Двумя годами позже султан посчитал разумным признать свершившийся факт и подтвердить права Фахр ад-Дина на Арабистан от Алеппо до египетских границ. Этот тщедушный человечек, который, по словам врагов, был такого маленького роста, что, если бы яйцо выпало у него из кармана, оно бы не разбилось, оказался единственным, кто сумел обеспечить порядок, правосудие и регулярный сбор налогов и для себя, и для султана.
Через год после того, как он стал наместником Сирии, его люди вступили в бой с дамасским вали Мустафа-пашой при Анджаре в Бекаа и взяли его в плен. Однако Фахр ад-Дин немедленно выпустил его на свободу. В течение следующих одиннадцати лет эмир получил возможность свободно добиваться третьей цели своей жизни – модернизации Ливана. К своим государственным и частным проектам он привлекал архитекторов, инженеров по ирригации и специалистов по сельскому хозяйству, которых привез из Италии. Имеющиеся документы свидетельствуют о том, что он приглашал делегации из Тосканы, чтобы познакомить ливанских крестьян с усовершенствованными методами земледелия, и просил прислать ему скот для улучшения местной породы. Он украсил и укрепил Бейрут, где построил роскошную резиденцию с великолепным садом. Мондрелл в 1697 году посетил этот сад, где стояло несколько пьедесталов для статуй, «из чего можно сделать вывод, что этот эмир не был очень ревностным магометанином». Его недостроенный дворец в Сидоне стоял напротив хана, построенного там для французов. В этот период в Сидоне обосновалась миссия капуцинов и открыла свои центры в Бейруте, Триполи, Алеппо, Дамаске и некоторых деревнях Ливана. Иезуиты и кармелиты появились в стране примерно в то же время. В интересах сельского хозяйства Фахр ад-Дин поощрял переселение христиан из Северного Ливана в Южный. Он также охотно принял в Ливане своих друзей Джанбалатов из Алеппо. Он допускал в свой ближний круг европейских миссионеров, коммерсантов и консулов, причем все принятые при Сулеймане капитуляции оставались в силе. Консульские доклады показывают, что он защищал европейских торговцев в Сидоне от пиратов. На протяжении всей жизни у него были советники-марониты, и первым из них – Абу-Надир аль-Хазин. Еще один Хазин командовал его войсками. Он поднял статус этого рода, который защищал и воспитывал его как сироту, от простолюдинов до шейхов, один раз в письме обратившись к его главе со словами «дорогой брат» (аль-ах аль-азиз) – таковы были тогдашние порядки. При наследственных правителях из этого рода Кисраван превратился в процветающий христианский регион. Какое-то время выдающийся ученый аль-Хакилани выполнял роль его агента в Италии. Через него Фахр ад-Дин вложил в один из флорентийских банков деньги, которые век спустя его потомки попытались вернуть при помощи другого ученого, ас-Самани, но безуспешно.
Симпатии Фахр ад-Лина к христианам заставили некоторых объявлять его христианином. По словам Сэндиса, «никто не видел, чтобы он молился, он никогда не появлялся в мечети». Д’Арвье полагал, что эмир исповедует религию своего народа, «у которого нет религии». Вполне вероятно, что он, как и другие Мааны, представал мусульманином перед османскими властями и внешним миром, а в душе был друзом, как и его народ. Согласно одному источнику, в 1633 году его крестил монах-капуцин, его врач.
Социально-экономическая программа эмира не заставила его пренебречь и военными потребностями своего государства. Доходов от увеличения торговли, особенно за счет морских портов Триполи и Сидона, хватало и на первое, и на второе. В то время с особым успехом выращивались тутовые деревья. Годовой доход эмирата оценивался в 900 тысяч золотых фунтов, из 43 три тысячи шли в императорскую казну. Используя новейшее материально-техническое оснащение из Тосканы, Фахр ад-Дин снарядил армию численностью от сорока до ста тысяч человек, в основном маронитов и друзов, и отстроил некоторые из старинных замков. Крепость, венчающая гору в Тадмуре, до сих пор носит его имя. Эти возросшие вооружения, переговоры эмира с европейцами и симпатии к христианству снова привлекли к нему подозрительные взоры султана. В 1633 году Мурад IV приказал своему вали в Дамаске Кючюку Ахмед-паше выступить на Фахр ад-Дина во главе огромной армии, набранной в Анатолии и Египте. Тем временем флот под командованием Джафар-паши открыл действия против прибрежных крепостей и портов. Подчиненные Фахр ад-Дину Сайфы, Харфуши и йемениты отступились от него. Его храбрый сын Али, управлявший Сафадом, пал в битве в Вади-ат-Тайм у подножия горы Хермон. Просьбы эмира о помощи к его итальянским союзникам остались без ответа. В течение нескольких месяцев он скрывался в Калаат-Нихе, а затем в почти неприступной пещере в горах у Джаззина, где его наконец обнаружили и вместе с тремя сыновьями в цепях доставили в Константинополь (около 10 февраля 1635 г.). Красноречие, которое когда-то спасло эмират его деду, на этот раз спасло ему жизнь – но лишь ненадолго. Он обратился к султану с такими словами:
«Поистине я был неверно понят. Никогда я не собирал никаких войск, иначе как по приказу ваших визирей и чиновников; не строил никаких крепостей, иначе как для защиты страны; и никого не убивал, иначе как мятежников против Османской империи. Я захватывал крепости повстанцев только ради того, чтобы передать их правительству. Более того, я обеспечил безопасность паломникам на пути [в Мекку] от разбойников-бедуинов; я в срок доставлял налоги в императорскую казну; я соблюдал высокий исламский закон [шариат], строго следуя всем его постановлениям и правилам».
Дни изгнанного эмира были сочтены. Вскоре Порта получила известие о том, что его родственники и сторонники не подчиняются новым властям. 13 апреля 1635 года Фахр ад-Дина обезглавили вместе с тремя находившимся при нем сыновьями, и его тело на три дня выставили напоказ в мечети. Попытки создать независимый Большой Ливан, о котором он мечтал и которому смог положить начало, были снова предприняты его преемником аль-Амиром Баширом аш-Шехаби, однако полностью осуществить эти планы удалось не раньше 1943 года.
Когда Фахр ад-Дин сошел с политической сцены, Ливан погрузился в период анархии. Али Алам ад-Дин, которого Кючюк Ахмед от имени султана поставил править югом Ливана, действовал полностью в рамках имперской политики, конфисковал имущество Маанов и устроил на них гонения. Как-то раз его пригласили в Абай, и там за обедом он приказал своим людям наброситься на хозяев из клана Танух и перебить их. Тех, кто отсутствовал на расправе, преследовали до тех пор, пока не истребили всю их семью. Сопротивление возглавил Мульхим, сын Юнуса и племянник Фахр ад-Дина
[267], который в течение многих лет состязался с османскими властями за контроль над регионом и сумел вернуть себе шаткое влияние под внимательным присмотром империи. Этот режим продолжался и при сыне Мульхима Ахмеде, который в 1697 году умер бездетным. Таким образом Мааны исчезли с лица земли.
