Мещерский говорил Грингмуту, что все в Министерстве внутренних дел делается спешно, ни с кем не посоветуются, а потом приходится поправлять, делать вставки. Насчет последних дневников Мещерского оказывается – про все, что у него напечатано в последних дневниках (от 7-го числа), что теперь безвластье, он говорил царю. От царя он был у Плеве, свою беседу с царем ему передал – вот теперь и понятно, почему этот дневник сошел безнаказанно Мещерскому. Мнение Грингмута таково, что Гурко оседлал Плеве, что он заверил Плеве, что надо поддерживать земство, чтобы быть популярным. Гурко ярый поклонник земства. Вот почему Шипов (Москва) и Петрункевич (Тверь) безнаказанно ведут свою антиправительственную пропаганду.
1904 год
30 января. Сегодня по улицам Петербурга ходят студенты с национальными флагами, распевают национальный гимн и «Спаси, господи, люди твоя». Были они около Зимнего дворца, с обнаженными головами ходят они по улицам, идут все стройно, выстроившись. Когда толпа стояла возле Зимнего дворца, царь, царица и дети показались в окнах дворца. Царь выслал к толпе дворцового коменданта, благодарить за добрые чувства. Е. В-чу сказал это по телефону Зилотти. Е. В. заплакал, когда это услышал, его это очень тронуло. Меня, скажу откровенно, это только заставило задуматься – сегодня пришли с чувствами, завтра придут с протестом. Я бы такой толпы на улице не допустила. Теперь 8-й час. Сейчас прошла по Морской толпа, тоже с пением, но нестройная, врассыпную. Как-то болезненно сжалось сердце, когда я на это посмотрела в окно. Дай бог, чтобы я ошиблась, но это явление крайне нежелательное, опасное.
17 сентября. Мне вот как представляется все то, что теперь творится в Петербурге: у нас перед глазами страшная драма, и прерывается эта драма водевилем, самым мелодраматичным; все это делается в надежде, чтобы отвлечь людей от тяжелых впечатлений, но это не так легко.
Вчерашний прием Мирского чинов Министерства внутренних дел наводит на печальные размышления. В наше безнравственное, беспринципное время откуда ожидать доверия (к кому?) и уважения? Грингмут говорил, что теперь он к Мирскому не поедет, чтобы не изменить направления «Моск. ведомостей». Он уверен, что писать то, что он теперь пишет, ему не будет запрещено, но Мирский при свидании может его попросить не так резко, категорично высказывать свое мнение о земстве, и тогда ему волей-неволей придется исполнить желание министра внутренних дел. С уходом Зиновьева и Стишинского оставшийся один товарищ, Дурново, является у Мирского persona grata
[86] – он у Мирского и завтракает, и обедает, наставляет, руководит его. Мнение Грингмута и Батьянова (последний – либерал, и тоже печально смотрит на все), что добром все это не кончится, что медовый месяц Мирского будет короток. Победоносцев говорит, что все это кончится резней на улицах Петербурга, так же как и в провинции. В это время, по словам Грингмута, Мирский будет сидеть и потирать себе руки; Мирский и Дурново будут летать к нему за советами, но дело от этого лучше идти не будет. Затем наступит минута, когда царь сам поедет к Витте просить его поправить дела. После долгих переговоров Витте возьмется с условием быть первым министром и заберет все в свои руки – создаст конституцию. Мирский в своей речи сказал: «Итак, мы вступили в новую эру – доверия и уважения» – чудные слова, но ради них как-то тяжело на душе, когда знаешь, что творится в России, по всем ее городам и весям. Про царя можно сказать – «не ведает, что творит». Мне страшно больно видеть все то, что творится.
14 октября. Сегодня был у меня французский морской агент de Saint-Pair, сказал, что пришел от Бутирона, который в эту минуту замещает Bompart (французского посла). Saint-Pair сказал Бутирону, что идет ко мне, и спросил, что мне сказать, если я спрошу его про инцидент русской эскадры с английскими рыболовными судами. Бутирон сказал на это ему, que le moment et la situation sont bien sèrieux et qu’il faut se dèpecher avec la rèponse, s’il est possible de le faire comprendre a qui de droit, que je le fasse. On sait, que la Russie ne refusera pas de payer une indemnitè, qu’elle le dise a l’instant mêtme, autrement des difficultès peuvent survenir, etc
[87]. Тут же Saint-Pair сказал, что промедление очень опасно, но что оно возможно; что адмирал Рожественский в Виго (Испания), Ламздорф в Петербурге, царь в Царском Селе; что один уже получен рапорт Рожественского (оказалась депеша, а не рапорт), что ожидается второй рапорт, что все эти промедления опасны; что русского посла, когда он вернулся в Лондон, народ встретил свистками; что правительство там не властно остановить войну, если народ ее пожелает, и проч. Этот разговор я передала по телефону Зилотти, который сказал, что дело стоит так, что не мы, а Англия находится в дурном положении, что не нам, а ей придется извиняться. Между прочим, Saint-Pair сказал, que l'escadre russe a ètè arrêteè dans sa marche a Vigo
[88]. Зилотти говорит, что теперь дознано, что между рыболовными судами были две миноноски (еще не говорится открыто, но видно, они были японские), что наши суда получили повреждения. Оказывается, что «Алмаз» и «Жемчуг» настолько повреждены, что возвращаются в Кронштадт.
То же сказал Saint-Pair, что слышал, что Мирский вышел в отставку, что у него были неприятности при докладе царю.
Вишняков сказал, что Мирский очень расходуется, что у него часто бывает Пороховщиков, с которым у него продолжительные беседы. Пороховщиков предлагает созыв и устройство Земского собора, и, говоря про этот собор, он сумел уже выхлопотать себе у Мирского субсидию в 50 тыс. руб. Excuses du peu!
[89] Сейчас вспомнила, что якобы Мирский выходит в отставку, что подал оную после долгой беседы с Победоносцевым, а не после доклада царю. Про это говорили, что желательно, чтобы Победоносцев сказал царю, что настоящим темпом Россию нельзя вести, у нас еще много дикого. По словам Вишнякова, теперешнее время куда хуже 1880-х годов – тогда все это только начиналось, а теперь сильно развилось. Говорили, что министры много портят сами, вытаскивая у царя высочайшие повеления помимо министров или Гос. совета, что этим министры очень пользуются.
Теперь говор идет о сегодняшнем рескрипте Куропаткину, который назначен главнокомандующим морских и сухопутных сил на Дальнем Востоке, а в приказе, отданном Алексеевым, насчет этого дела говорится только о сухопутных силах, о морских же он умалчивает. Видно, что Алексееву тяжело расстаться с властью – при чем он теперь остался в Маньчжурии? Тревожное, но интересное время приходится переживать.
