Одной из задач партии в области внутренней политики Хозяин поставил: «Неуклонно проводить в жизнь нашу социалистическую Конституцию, осуществлять до конца демократизацию политической жизни страны, укреплять морально-политическое единство советского общества и дружественное содружество рабочих, крестьян, интеллигенции, укреплять всемерно дружбу народов СССР, развивать и культивировать советский патриотизм»
{727}. И следующей же задачей предписал: «Не забывать о капиталистическом окружении», систематически помогая органам государственной безопасности «громить и корчевать врагов народа»
{728}. Для того чтобы «компетентные органы» и «бдительные граждане» не перестарались в реализации высочайших установок, Сталин был вынужден, признав, что по итогам чистки ВКП(б) стала «меньше по количеству членов, но лучше по качеству»
{729}, заявить: «Нельзя сказать, что чистка была проведена без серьезных ошибок. К сожалению, ошибок оказалось больше, чем можно было бы предположить. Несомненно, что нам не придется больше пользоваться методом массовой чистки»
{730}.
Старый большевик, самый известный советский невозвращенец Ф. Ф. Раскольников не побоялся написать 17 августа 1939 г. в «Открытом письме Сталину»: «Что Вы сделали с Конституцией, Сталин? Испугавшись свободы выборов, как “прыжка в неизвестность”, угрожавшего Вашей личной власти, Вы растоптали Конституцию, как клочок бумаги, а выборы превратили в жалкий фарс голосования за одну-единственную кандидатуру, а сессии Верховного Совета наполнили акафистами и овациями в честь самого себя. В промежутках между сессиями Вы бесшумно уничтожаете “зафинтивших” депутатов, насмехаясь над их неприкосновенностью и напоминая, что хозяин земли советской не Верховный Совет, а Вы. Вы сделали все, чтобы дискредитировать советскую демократию, как дискредитировали социализм. Вместо того чтобы пойти по линии намеченного Конституцией поворота, Вы подавляете растущее недовольство насилием и террором. Постепенно заменив диктатуру пролетариата режимом Вашей личной диктатуры, Вы открыли новый этап, который в историю нашей революции войдет под именем “эпохи террора”. Никто в Советском Союзе не чувствует себя в безопасности. Никто, ложась спать, не знает, удастся ли ему избежать ночного ареста. Никому нет пощады. Правый и виноватый, герой Октября и враг революции, старый большевик и беспартийный, колхозный крестьянин и полпред, народный комиссар и рабочий, интеллигент и Маршал Советского Союза – все в равной мере подвержены ударам Вашего бича, все кружатся в дьявольской кровавой карусели. Как во время извержения вулкана огромные глыбы с треском и грохотом рушатся в жерло кратера, так целые пласты советского общества срываются и падают в пропасть»
{731}.
Глава 3. Главный борец за «социалистическую законность» на скамье подсудимых. Выборы в Верховный Совет СССР и «дело» Н. В. Крыленко
В годы Гражданской войны В. И. Ленин стремился не допустить переизбрания во ВЦИК ряда видных большевистских деятелей (Ю. М. Стеклова, И. С. Вегера, А. А. Иоффе и других
{732}). На новом витке «Истории ВКП(б)» «победитель ученик» сумел превзойти своего покойного «учителя».
В 1937 г. в новый, «улучшенный», «парламент» вошли отнюдь не все старые большевики, активно работавшие в руководящем ядре ЦИК СССР и Всероссийского ЦИК, а потому совершенно ненужные секретарю ЦК ВКП(б) в Верховном Совете СССР. Весьма показательна в этом отношении жалоба Н. В. Крыленко «в Центральный комитет тов. Сталину И. В.» от 2 декабря 1937 г.:
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Письмом от 4 ноября я просил о личном свидании.
Я еще раз вынужден обратиться к Вам с просьбой о том же, т. к. создавшееся положение делается для меня совершенно невыносимым.
Не только я, но и широкие партийные круги рассматривают и не могут не рассматривать создавшееся положение как явное выражение политического недоверия ко мне со стороны ЦК.
Я – единственный народный комиссар Союза, кандидатура которого не выставлена ЦК в Верховный Совет. Я не претендую на это. Раз ЦК так делает, значит так нужно. Я не могу работать в условиях косных взглядов и нехороших шепотков, которые идут со всех сторон по моему адресу. Я ничего не знаю за собой такого, что могло бы послужить поводом или причиной для этого. Меня глубоко задевает, оскорбляет и обижает такое положение. С одной стороны, ко мне звонят низовые партийные организации с просьбой приехать к ним с докладом о выборах, о годовщине Великой Конституции, а другой – как только эти товарищи, по моему указанию, обращаются в МК, дальнейшие обращения прекращаются, и потом я узнаю, что у них выступали другие товарищи. Так в широких партийных массах объективно распространяется политическая дискредитация меня и меня начинают сторониться как прокаженного в партийной среде.
После 33 лет работы в партии такое состояние способно отравить всякое существование и выбить хоть кого из колеи.
Мне становится стыдно смотреть в глаза людям, как будто я в самом деле сделал что-нибудь преступное или нехорошее. Исключительно тяжело чувствовать себя фактически оторванным от политической жизни тогда, когда вся страна с таким энтузиазмом предается гигантскому делу строительства нового государственного быта и когда так ясно сознаешь, что еще есть силы и возможность работать в общих партийных рядах.
Никогда за все эти годы ни один из представителей каких-либо существовавших антипартийных групп не смел при мне и заикнуться на антипартийные темы. Мне не в чем упрекать себя за все эти годы. За что же такое отношение ко мне? Чем оно вызвано, чем я его заслужил?
Как и у всякого другого, у меня могли быть ошибки и колебания, но никогда не было ни антипартийных настроений, ни антипартийного отношения к делу.
Долгими бессонными вечерами я продумываю все свое поведение и все свои действия за последние годы и, повторяю, мне не в чем себя упрекать по отношению к партии.
Еще раз прошу Вашего вмешательства, чтобы изменить создавшееся положение.
Н. Крыленко»
{733}.
Н. В. Крыленко, как мы помним, в 1920-е гг. и в первой половине 1930-х гг., будучи наркомом юстиции РСФСР, развернул активную деятельность в Коммунистической фракции Президиума ВЦИК, в которую входил кандидатом, по сдерживанию нарушителей «социалистической законности».
Первый по-настоящему серьезный «окрик» Н. В. Крыленко получил в 1935 г. Из ЦК ВКП(б) ему указали, «…что при его попустительстве коллегии защитников стали пристанищами для людей, враждебных Советской власти»
{734}. Н. В. Крыленко выводы не сделал. В феврале 1938 г. сменивший его на посту наркома юстиции СССР (сам Крыленко занимал данный ответственный пост с июля 1936 г.) Н. М. Рычков указал в акте приемки-передачи дел: «Эта характеристика коллегий защитников в значительной степени относится и к нынешнему их состоянию: состав их засорен разложившимися, случайными людьми, антисоветскими элементами, удаленными из других организаций. Большинство защитников политически и юридически невежественны. Вследствие полнейшего произвола во взимании платы за юридическую помощь коллегии защитников зачастую превратились в коммерческие предприятия, а юридическая помощь – в источник поборов и личной наживы защитников»
{735}. Однако из продолжения акта становится ясно, что в действительности речь шла о выполнении коллегиями защитников их прямых обязанностей: «НКЮст (Крыленко и нач[альник] Отдела судебной защиты Кожевников) из полученных материалов знал, например, об использовании вражескими элементами из коллегий защитников судебной трибуны в целях антисоветской агитации, однако ни одного защитника НКЮст даже не отстранил от работы. Между тем, по имеющимся в НКЮ сообщениям президиумов коллегий защитников, органами НКВД в них разоблачено и арестовано свыше 300 чел. Кроме того, около 400 чел. исключено из коллегий защитников за контрреволюционные вылазки и прочие преступления. Член коллегии защитников в Грузинской ССР Муравьев, 25 раз привлекавшийся к дисциплинарной ответственности, сделал на судебном процессе в защиту обвиняемых следующее заявление: “Показания, даваемые в НКВД, нельзя считать правильными. Заключенные находились там под насилиями и угрозами, я сам сидел и знаю, как ведутся дознания”. На это контрреволюционное выступление Муравьева ни суд, ни НКЮст не реагировали. Дисциплинарное дело Муравьева пополнилось новым, 26-м, “проступком”»
{736}. Кожевников, в прошлом – эсер, как и другие руководящие работники Наркомюста, получили и персональные обвинения
{737}. Несомненно, выдвигались и обоснованные обвинения (например, в формальном отношении к полученным жалобам
{738}).
