Особый интерес к внешнеполитическим вопросам мог быть связан с возвращением к идее о необходимости членства в Организации Объединенных Наций (ООН) всех союзных республик. Когда в 1940-х гг. создавали ООН, Советский Союз во главе с И. В. Сталиным настаивал именно на этом, однако наши союзники по Антигитлеровской коалиции согласились на членство исключительно союзных республик (Украинской и Белорусской), наиболее пострадавших в ходе Великой Отечественной войны. С усилением высшего советского руководства в союзных республиках, созданием института президента (президентов) Н. С. Хрущев с его авантюризмом во внешней политике вполне мог предпринять вторую попытку зондажа.
А. И. Микоян, по свидетельствам людей, достаточно плотно с ним общавшихся, «…обладал незаурядными дипломатическими способностями и талантом общения»
{1088}. Заместитель заведующего отделом МИД СССР В. М. Суходрев рассказал в своих воспоминаниях о том, как в 1959 г. британскому премьеру Гарольду Микмиллану выпало прийти вместе с А. И. Микояном на избирательный участок. Получился во всех отношениях примечательный исторический анекдот: «Поездка в Ленинград пришлась на день выборов в Верховный Совет. Микоян решил пойти и проголосовать. Открепительного талона у него, конечно, не было, но это его не смутило. Желание руководителя такого ранга – почти закон. Ленинградские хозяева связались с сотрудниками одного из центральных избирательных участков и сказали, что к ним едет голосовать Микоян.
Анастас Иванович предложил Макмиллану поехать вместе с ним, посмотреть, как работает советская демократия. Тот охотно согласился.
Избирательный пункт находился где-то на Невском проспекте. Все вокруг оцепили. Прохожих удалили. Макмиллан и Микоян вышли из машины и направились к дверям, украшенным лозунгами и флагами. И тут я чувствую, что кто-то тронул меня за плечо. Это был охранник, который протянул мне паспорт Микояна. Ведь надо было его фамилию внести в список голосующих.
Микоян подошел к столу. Я отдал ему паспорт. Он раскрыл его и передал женщине, которая регистрировала тех, кто голосовал по открепительным талонам. Женщина в растерянности пробормотала:
– Анастас Иванович, зачем же паспорт? Я вас и так знаю…
Микоян возразил:
– Нет, нет, возьмите, вы должны все записать, как положено.
Женщина, волнуясь, внесла его фамилию в список, выдала бюллетени. Макмиллан заинтересовался этими листками и спросил у меня:
– А там что, всего по одному кандидату?
– Да, конечно, – и с таким видом: а как же, мол, может быть иначе?
Так премьер-министр Великобритании приобщился к истинной советской демократии»
{1089}.
Здание этой «истинной» советской демократии и довелось «увенчать» своей фигурой Анастасу Ивановичу Микояну.
Правда, к советским парламентариям Н. С. Хрущев относился традиционно – по-секретариатски. В. М. Суходрев, комментируя реакцию первого секретаря ЦК КПСС на стандартное опоздание участников первого заседания 15-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, констатировал в своих воспоминаниях: «Хрущев входил в пустой зал. Подходил к тем креслам, которые занимала наша делегация. Потом в недоумении бродил по вестибюлю или выходил в ооновский сад, возмущался здешними порядками. В Верховном Совете подобного представить было нельзя. Посмел бы там кто-нибудь опоздать к началу заседания или во время его проведения разгуливать по залу!»
{1090}
Сразу же после снятия Н. С. Хрущева на Октябрьском 1964 г. пленуме ЦК КПСС в стране повеяли холодные ветры и началась, пусть и очень постепенная и осторожная, переоценка и без того отнюдь не глубокой, как показали события, связанные с посещением первым секретарем выставки авангардистов в Манеже 1 декабря 1962 г., «оттепели». Заведующий Отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС С. П. Трапезников, отвечая на вопросы, поставленные ему на совещании секретарей парткомов, партбюро, заведующих кафедрами общественных наук вузов г. Москвы и Московской области, начальников кафедр военных академий и школ, заведующих кафедрами и преподавателей Высшей партийной школы и Академии общественных наук при ЦК КПСС, работников Министерства высшего и среднего специального образования СССР и РСФСР по вопросу «О задачах общественных наук» заявил: «Как относиться к культу личности, товарищи, в решении ЦК партии от 1956 г. (июнь) дан ответ. Вы помните обязательное решение об объективных и субъективных причинах возникновения культа личности? Безусловно, сам факт, само явление культа личности не имеет ничего общего с марксистско-ленинской идеологией (здесь и далее в цитате курсив наш. – С.В.). Но вся беда в том, что мы отклонились от этого решения ЦК партии и устремились только на негативную сторону и под видом культа личности начали развенчивать деятельность партии, деятельность народа и т. д. И другая сторона этого вопроса. В решении ЦК указывалось не только на ошибки и последствия культа личности, но и на заслуги Сталина, который 30 лет стоял во главе государства и ЦК партии (формально не возглавлял ни то ни другое. – С.В.). На этот счет есть документ ЦК. Пожалуйста, руководствуйтесь им.
В отношении работ Сталина. Что касается лично меня, я читаю его труды. Да, я думаю, каждый из вас читает, только не хочет сказать, что читает. Я недавно беседовал с одним преподавателем – очень воспитанным, зрелым коммунистом. Он говорит, что ложное какое-то представление: “Краткий курс истории партии” – читаем, д[о]льше, чем когда-либо, особенно по историческому и диалектическому материализму; “Основы ленинизма” – так же читаем, как же иначе? Ведь нельзя без этого работать. И потом, работы Сталина не бригады писали (оживление в зале), а он сам, он все-таки выдающимся марксистом был, это нам всем известно.
Поэтому моя личная точка зрения такова: такие работы, как “Марксизм и национальный вопрос” (а это работа, получившая высокую оценку Ленина), “Об основах ленинизма”, на котором формировалось поколение, “Еще раз о социал-демократическом уклоне”, “О правом уклоне в ВКП(б)”, работа по философии – конечно, надо читать.
Речь идет не о реабилитации культа личности. Мы не можем снять со счетов репрессии, которые были допущены в определенный период времени. История этого никогда не простит. Но, видимо, достаточно эти “поминальники” писать, что вот тогда-то в связи с культом личности погиб [такой-то]. Мы 6–7 лет публикуем, и, наконец, надоело. Надо о живых думать, о движении вперед, о борьбе. У нас есть великолепный образец отношения в таких случаях. Посмотрите отношение Ленина к трудам Плеханова. Ведь так, как себя повел Плеханов после февраля 1917 г., такого ренегата трудно найти, предательство прямое, черная измена Плеханова. А когда Ленин сказал, что нельзя быть образованным марксистом, не зная лучших работ Плеханова, особенно указав на такие работы, как “Наши разногласия”, “Социализм и политическая борьба” и т. д.? Он сказал об этом в 1919 г. Видимо, и нам надо здесь подойти в отношении теоретических работ Сталина. Это моя личная точка зрения»
{1091}.
