* * *
Даже смерть жертв инквизиции не отнимала у нее оружия. Мы уже не раз говорили о вырытии праха тех, кого современная смерть, казалось, отдала уже на суд Божий. Если обвиняемый умирал после признания и раскаяния, то он все равно должен был понести то наказание, которое понес бы, оставаясь в живых; и вырытие тела из земли заменяло заключение в тюрьму; с другой стороны, наследники его должны были подвергнуться легкой епитимии, которую можно было заменить деньгами. Но если обвиняемый умирал, не принеся сознания, и если были указания на его ересь, то он попадал в число нераскаявшихся еретиков, останки его выдавались в руки светской власти, а имущество конфисковалось. Последнее обстоятельство выясняет, почему подобные казни были так часты, как мы это видели из приведенных нами данных. Добавим еще, что если светские власти колебались вырыть тело, то их принуждали к этому угрозой отлучения от Церкви.
Перевернутое пламя на одежде кающегося, подвергнутого епитимии.
Такую же ярость испытывали на себе и потомки несчастных. Измена, по римскому праву, наказывалась с неумолимой жестокостью, и постановления этого права постоянно приводятся защитниками канонического права как прецеденты для наказания ереси, с замечанием, что изменять Богу в тысячу раз ужаснее, чем государю. Быть может, было естественно, что духовное лицо в своем рвении защищать Царствие Божье, следовало примеру римских императоров и даже шло дальше, и это может объяснить, если не оправдать, многие гнусные, противные черты инквизиционного суда. В Кодексе Юстиниана наказание за измену увеличивалось постановлением, в силу которого дети виновного признавались не имеющими права занимать общественные должности и наследовать по боковой линии. Тулузский собор 1229 года объявил не имеющими права избрания на должности даже тех из еретиков, кто обратился добровольно; естественно, что после этого Фридрих II применил к ереси римский закон и распространил его действие и на внуков виновного. Это увеличение наказания, как остаток от узаконений Фридриха было весьма охотно принято Церковью. Однако Александр IV в булле 1257 года, много раз повторявшейся его преемниками, пояснил епитимью; Бонифаций VIII пошел дальше и отменил ограничение прав для внуков с материнской стороны. Измененный, таким образом, закон Фридриха сохранился в каноническом праве.
* * *
Инквизиция так сильно нуждалась в содействии светских чиновников, что до известной степени ее можно извинить, что она старалась лишать права службы тех, кто мог бы иметь известную симпатию к еретикам. Но так как не было установлено никакой давности, чтобы остановить ее в ее процессах против мертвых, то нельзя было остановить и ее наступательные действия в отношении наследников еретиков. Архивы инквизиции сделались, таким образом, источником бесчисленных притеснений, направленных против тех, кто давно или недавно имел связь с еретиком. Никто не мог быть спокоен, что в один прекрасный день не откроют или не сфабрикуют какого-нибудь свидетельского показания против кого-либо из его родителей или предков, давно уже сошедших в могилу; этого было бы достаточно, чтобы навеки разбить его карьеру.
В 1288 году Филипп Красивый писал каркассонскому сенешалю, что Раймунд Виталь Авиньонский, исполняющий в этом городе обязанности нотариуса, – внук еретика Роже Изарна, сожженного на костре, и поэтому сенешаль должен отправить его в отставку. В 1292 году сержант королевской армии, Гиро д'Отрив, подвергся следствию по подобному же поводу; Гильом де С.-Сейн, инквизитор Каркассона, доставил королевскому прокурору документы, из которых было видно, что отец и мать Гиро в 1256 году сознавались в ереси; а дядя его, Раймунд Карбоннель, был сожжен в 1276 году как "совершенный" еретик. В этом случае к королевской власти прибегли, чтобы она отрешила чиновника от должности; но учение инквизиции предоставляло и самому инквизитору право удалить со службы любое лицо, отец или дед которого был еретиком или сторонником ереси. Поэтому, когда кающийся выполнял наложенную на него епитимью, то дети его часто из предосторожности брали об этом официальное удостоверение, которое впоследствии давало им возможность получить службу.
В отдельных случаях инквизитор имел право снимать с наследников еретиков тяготевшее над ними ограничение гражданских прав; но, как и в вопросе об епитимии, это было лишь отсрочкой наказания, которую во всякое время можно было отменить по первому подозрению о симпатиях к ереси. Благодаря этому бывали и такие случаи, что потомки еретиков занимали даже духовные должности; мы знаем об одном монахе из Клюни, который слушал лекции в Париже, в то время как его родители были осуждены за ересь; он утверждал, что ничего не знал об их заблуждениях, и обратился к папскому духовнику с просьбой принять его в монахи; и приору было предложено постричь его, если его жизнь и поведение свидетельствуют, что он достоин этого. Если кто-либо был посвящен в священники и получил бенефицию до осуждения своих родителей, то закон не имел обратной силы.
* * *
В основе всех приговоров инквизиции лежал приговор об отлучении от Церкви, на котором, если можно так сказать, зиждилось все ее могущество. В теории духовные наказания, налагаемые инквизицией, были тождественны с теми, при посредстве которых всякое облеченное властью духовное лицо могло лишить человека вечного спасения; но духовенство так осрамилось, что анафема в устах священника, которого не боялись и не уважали, потеряла, по крайней мере в рассматриваемую эпоху, в значительной степени свое значение.
Наоборот, духовные наказания инквизиции были оружием в руках небольшого числа людей, избранных за их энергию, и никто не мог безнаказанно относиться к ним без уважения; к тому же светские власти были обязаны изгонять всякого как еретика или сторонника ереси, кого отлучит от Церкви инквизитор, и конфисковать его имущество.
На вечные времена. Иллюстрация XIX в.
Не без основания инквизиторы хвалились, что их проклятие по четырем причинам могущественнее проклятия остального духовенства: они могли заставить светскую власть признать отлученного вне закона; они могли принудить ее конфисковать его имущество; они могли осудить как еретика любого, который оставался отлученным в течение года; и, наконец, они могли отлучить всякого, кто стал бы поддерживать сношения с отлученным. Таким образом, инквизиция добилась, чтобы беспрекословно слушались ее призыва и подчинялись налагаемым ею наказаниям. Для приведения в исполнение своих приговоров она пользовалась услугами светской власти; она устраняла все законы и статуты, которые противоречили ее судопроизводству; она подтверждала, что Царствие Божие, представляемое ею на земле, было выше царств земных. Из всех отлучений самым страшным было отлучение инквизитора, и самые отчаянные не решались бравировать им, так как они знали, что за это им грозило в близком будущем ужасное мщение.
Ведьмы в руках правосудия. Немецкая гравюра. Фрагмент.
