Выставление на своих письмах имени Иисуса, имени Марии и знака креста; угроза, если не послушаются ее писем, показать в битве, на чьей стороне действительное право. – "Ты убийца и бесчеловечная, ты ищешь пролития крови; ты мятежница и ведешь к тирании; ты хулишь Бога, Его повеления и откровения".
Самовольный уход из дома, доведший ее отца и мать почти до сумасшествия от горя; обещание, данное Карлу, восстановить его королевство, и все это по повелению Бога. – "Ты была зла к своим родителям, ты нарушила повеления Бога, приказывающие почитать родителей. Ты произвела соблазн, ты возвела хулу на Бога, ты погрешила в вере и дала своему королю обещание безрассудное и тщеславное".
Прыжок с башни Боревуар в ров и предпочтение смерти плену в руках англичан, несмотря на запрещение Голосов. – Малодушие, отчаяние и стремление к самоубийству; говоря, что Бог простил эту вину, "ты допустила заблуждение в вопросе о свободной воле человека".
Заявление, что св. Екатерина и св. Маргарита обещали ей рай, если она сохранит свое девство; уверенность в этом и утверждение, что если бы она была в состоянии смертного греха, то эти святые не являлись бы ей. – "Ты заражена заблуждением, затрагивающим христианскую веру".
Утверждение, что св. Екатерина и св. Маргарита говорили по-французски, а не по-английски, так как они не принадлежали к партии англичан; заявление, что, узнав о том, что Голоса расположены к Карлу, она перестала любить бургундцев. – Безрассудное богохульство на этих святых, нарушение повеления Бога, сказавшего: "Люби своего ближнего".
Почитание небесных посетителей и вера в то, что они посланы Богом, не посоветовавшись по этому вопросу с лицом духовным; такая же уверенность в этом, как вера в Христа и в Его Страсти; отказ открыть без повеления Бога, какое чудесное знамение было дано Карлу. – "Ты идолопоклонница, ты призывала демонов, ты заблуждаешься в вере; ты безрассудно дала запрещенную клятву".
Отказ повиноваться приказаниям Церкви, если приказания эти противоречат мнимому повелению Бога, и отрицание суда воинствующей Церкви. – "Ты схизматичка, ты придерживаешься мнений, несогласных с истиной и авторитетом Церкви и до настоящего дня гибельно заблуждаешься в вере Бога".
* * *
Магистр Пьер Морис, прочтя этот необыкновенный документ, принялся уговаривать Жанну с возмутительным выражением расположения к ней, называя ее: "Жанна, дорогой друг мой", и горячо настаивая при помощи логических доказательств, чтобы она подчинилась суду Церкви; в противном случае душа ее, несомненно, будет осуждена, а телу ее грозит большая опасность смерти. Она с твердостью ответила, что если даже костер зажжен и палач готов бросить ее в пламя, то она все равно не изменит ни одного слова из своих прежних показаний. Ничего не оставалось другого, как велеть ей явиться на другой день, чтобы выслушать окончательное решение.
[184] 24-го на кладбище С.-Уана были закончены приготовления к аутодафе. Костер был готов получить свою добычу; на двух помостах находились кардинал Бофор и разные высокопоставленные лица; на третьем помосте поместился Петр Кошон, Жан ле Метр, Жанна и магистр Гильом Эрар, который произнес обычную речь. В порыве своего красноречия оратор воскликнул, что Карл VII – известный еретик и схизматик, но Жанна прервала его: "Говорите обо мне, а не о короле; он – добрый христианин!" Она оставалась твердой до чтения приговора об ее "освобождении", в эту же минуту она уступила бесконечным увещаниям, смешанным с угрозами и обещаниями, которыми надоедали ей с вечера предшествовавшего дня, и заявила, что готова покориться. Ей дали прочесть формулу отречения и, после некоторых препирательств, она позволила водить ее рукой, чтобы вывести изображение креста, заменявшее ее подпись. Затем произнесли другой, заготовленный заранее приговор, которым на нее налагалось обычное наказание – пожизненное тюремное заключение на хлеб и воду. Тщетно умоляла она, чтобы ее отправили в церковную тюрьму. Если бы даже Кошон и пожелал исполнить эту просьбу, то не имел бы на это права; и он приказал солдатам, отвести ее в ее камеру.
[185]
* * *
Англичане, естественно, были взбеше ны, увидев, что добыча ускользнула от них. Они могли судить Жанну коротким светским судом за колдовство и сжечь ее без всяких проволочек; но чтобы получить в свои руки пленную, им нужно было обратиться к духовным властям и инквизиции, а они очень мало знакомы были с судопроизводством по делам ереси и не знали, что инквизиционное судопроизводство было основано на желании спасти душу, а не погубить тело. Когда они увидели, какой оборот принимало дело, то весьма сильно были взволнованы тем, что казалось им насмешкой над ними. Смерть Жанны была в их глазах политической необходимостью, и вот жертва, бывшая в их власти, ускользнула от них. Духовные, несмотря на всю проявленную ими рабскую покорность, были осыпаны угрозами, даже были вынуты шпаги из ножен, и судьям с большим трудом удалось живыми и невредимыми выбраться с кладбища С.-Уана.
* * *
После полудня Жан ле Метр и многие члены трибунала навестили Жанну в ее камере, объяснили узнице кротость Церкви и признательность, с которой следовало принимать ее приговор; они советовали ей отречься от своих откровений и безумия, так как, если она снова впадет в заблуждение, то нельзя будет рассчитывать на какое-либо снисхождение. Она смирилась; когда члены трибунала стали настаивать, чтобы она надела женское платье, то она согласилась; платье было принесено, и она переоделась; мужская же одежда была уложена в мешок и оставлена в камере.
* * *
Что произошло после этого, не было никогда хорошо освещено. Рассказы мало правдоподобны и противоречивы; несомненно, все это чистая выдумка, и истина погребена в руанской тюрьме. Само собой разумеется, ее жестокие стражники, взбешенные, что она не попала на костер, должны были обращаться с ней отвратительно грубо; быть может, как говорили, они доходили даже до того, что били ее, таскали за волосы и грозили изнасилованием, так что в конце концов она поняла, что только мужская одежда могла защитить ее. Быть может также, как сообщают другие рассказы, ее Голоса упрекали ее в трусости, так что она в конце концов решилась опять надеть свое старое платье. Быть может, наконец, Варвик, с целью заставить ее впасть вторично в преступление, приказал ночью украсть у нее женское платье и таким образом заставил ее опять надеть мужской костюм. Хоть факт, что мужскую одежду оставили у нее под руками, а не унесли из камеры, показывает, по крайней мере, желание заставить Жанну надеть ее снова. Как бы то ни было, но дня через два или три после того, как она надела женское платье, ее судьям сообщили, что она опять впала в грех и сняла одежды своего пола. 28 мая судьи поспешили в тюрьму, чтобы проверить факт. Несвязность ее ответов на их вопросы показывает, как сильно подействовали на нее ужасные испытания, перенесенные ею. Вначале она просто признала, что она снова надела свое старое платье; затем она сказала, что это платье для нее удобнее, так как приходится жить среди мужчин; никто не заставлял ее совершить это, но она отрицала, что клятвенно обещала не надевать своей обычной одежды. После этого она говорила, что надела мужскую одежду потому, что не сдержали данного ей слова: ей обещали, что она выслушает обедню, получит Св. Дары и будет освобождена от оков. Она предпочитает смерть жизни в цепях.
