– Нужно добавить еще лент, месье де Кретьен, – повелел его величество. – Они будут покачиваться: ваша лошадь должна к ним привыкнуть.
Костюм Людовика украшали такие же ленты.
– Моя лошадь привыкла к разрывам ядер и свисту картечи, ваше величество, – заверил его Люсьен. – Она не заартачится, заметив несколько флажков.
Зели стояла возле ведущей во двор лестницы, непривязанная, с опущенными поводьями, а мимо нее галопом проскакали участники карусельного отряда его величества: на их запястьях, плечах и коленях развевались ленты. Чубарые китайские кони взбрыкивали, стараясь сбросить седоков, и пронзительно ржали, когда ленты касались их боков. Показывая белки, они выкатывали глаза от страха и волнения. Поблизости королевский шталмейстер пытался успокоить фыркающего скакуна его величества, который так и рвался к своим товарищам – поиграть, притворившись напуганным.
– Еще лент! – распорядился его величество.
Королевский портной наскоро приметал несколько лент к добротному бархатному охотничьему костюму Люсьена.
Его величество протянул Люсьену сложенный лист бумаги.
Люсьен развернул прошение Мари-Жозеф, зная, что в нем увидит. Он сам порекомендовал ей быть как можно более краткой.
Ваше величество!
Шерзад предлагает Вам выкуп: затонувший корабль с несметными сокровищами.
– Пожалуйста, объясните мне, что это значит, месье де Кретьен, – велел король.
– Морские люди резвятся в обломках затонувших кораблей, ваше величество, – сказал Люсьен. – Золото и драгоценности служат им украшениями. Их дают поиграть детям, а те забавляются жемчужными ожерельями, а потом опускают в воду и забывают – ведь они всегда могут найти еще.
– Мадемуазель де ла Круа пытается таким образом спасти жизнь русалки. Довольно лент!
Портной удалился, почтительно пятясь.
– Да. Но я верю, что это правда.
– Неужели вы верите и в рассказы морской твари?
– Я верю, что мадемуазель де ла Круа точно описывает то, что поет ей русалка.
– Но нет никаких доказательств.
Люсьен вынул из кармана перстень с рубином и преподнес его величеству. Кольцо он извлек из гроба водяного, который вернули с полдороги к морю.
– Оно было на Шерзад, когда ее пленили.
– Почему я должен этому верить?
– Потому что я сказал, что это правда, – отрезал Люсьен: никогда прежде он не позволял себе говорить с монархом таким тоном. Он церемонно поклонился. – Я могу идти?
– Разумеется, нет. Без вас отряд не выполнит фигуры.
Люсьен вышел из Мраморного двора и что-то сказал на ухо Зели; она встала на колени.
Арабская кобыла прошла по булыжнику Министерского двора, рысью проскакала на утоптанный грунт площади Оружия и легким галопом двинулась на свое место в карусельном отряде его величества. За Люсьеном плескались и, словно переговариваясь, хлопали на ветру ленты. Его величество возглавил отряд, сдерживая нервно гарцующего скакуна; его ленты развевались, взлетали и опускались, вторя колебаниям локонов медно-рыжего парика. Он занял место в середине.
Плечом к плечу участники королевского отряда размеренным шагом пересекли площадь Оружия. Потом, не сбавляя той же рыси, шестнадцать лошадей повернули налево, остальные шестнадцать – направо, поравнялись, разминулись, и шеренга разделилась надвое. Его величество возглавил первую шеренгу, герцог Бургундский – вторую, повторявшую, точно в зеркале, рисунок первой. Две шеренги снова разделились надвое, во главе двух новых встали герцог Анжуйский и герцог Беррийский на чубарых пони, словно удвоив зеркальные отражения. Пустив лошадей легким галопом, эти четыре шеренги выполнили сложное и рискованное упражнение.
С четырех сторон площади Оружия четыре конские шеренги повернули в центр, перешли на быстрый галоп и стремительно поскакали навстречу друг другу. Посреди площади лошади перестроились в затылок и, почти соприкасаясь и не сбавляя темпа, пронеслись сквозь оставленный в центре проем.
Четыре шеренги сплелись заново, образовав две, и эти две выстроились друг против друга. Всадники поклонились, причем герцог Бургундский отдал поклон его величеству, а герцог Беррийский – герцогу Анжуйскому. Люсьен оказался напротив Бервика и обменялся с ним холодным, чопорным приветствием. Две шеренги вновь поравнялись, разминулись, слились и остановились плечом к плечу перед лицом его величества.
– Прекрасно! – похвалил его величество, принимая их салют.
Хотя Люсьен до сих пор испытывал раздражение оттого, что король усомнился в его искренности, он невольно почувствовал, что растроган.
Его величество развернул крупного чубарого коня и увел свой отряд с импровизированного ипподрома. Остальные всадники потрусили в стойло, однако король отъехал в сторону.
– Месье де Кретьен, следуйте за мной! – велел он.
Люсьен поскакал за его величеством по садам, по склону холма к фонтану Аполлона. Вытащив из ножен на поясе кинжал, он на ходу стал обрезать украшавшие его платье ленты, где только мог дотянуться.
Под пологом шатра, в жарком, знойном, влажном воздухе трепетала печальная песнь русалки. Отец де ла Круа ожидал их в лаборатории, еще более бледный и изможденный, чем обычно. Мадемуазель де ла Круа, шепотом напевая, о чем-то переговаривалась с русалкой. Слуги устанавливали резную деревянную раму, поместив внутри ее глобус.
– Отпустите их, месье де Кретьен, и приведите мадемуазель де ла Круа, – приказал король.
Шерзад зарычала, пробормотала что-то и скрылась в мутной воде. Мари-Жозеф узнала шаги Люсьена у себя за спиной на дощатом настиле.
«Он уже не появляется как по волшебству, – сказала она себе. – Я всегда чувствую его приближение…»
– Его величество желает видеть вас.
– Благодарю вас, – сказала Мари-Жозеф. – Вы даже не можете представить себе, насколько я вам благодарна…
– Оставим это, – прервал ее он, – ведь дело касается нас обоих.
Мари-Жозеф последний раз погладила Шерзад по плечу, ободряя и успокаивая, свернула влажную, измятую морскую карту и следом за Люсьеном прошла в лабораторию. Намокшие подолы платья и нижних юбок шлепали ее по лодыжкам. Сегодня она продуманно выбрала наряд и облачилась в придворный роброн, открывавший плечи и грудь куда больше, чем ей представлялось благопристойным, но значительно более скромный, нежели туалеты принцесс.
Она сделала реверанс, и король повелел ей подняться. Он остался в лаборатории с братом, сестрой и Люсьеном. Мари-Жозеф выпрямилась, почти встретившись с ним взглядом. «Он не намного выше меня! – потрясенно подумала она. – Мне-то казалось, что он очень высок, даже выше Лоррена, но эту иллюзию, оказывается, создают высокие каблуки, парик и безграничная власть».
– Моя безжалостная мадемуазель де ла Круа, – произнес его величество, – поведайте, чего вы хотите от меня на сей раз.
