Она опустила руку за вырез платья и извлекла сложенный платок.
– У меня осталась пара ливров, мне ведь не пришлось подкупать возчика. Купим хлеба… и рыбы.
Люсьен усмехнулся, а потом не выдержал и расхохотался. Мари-Жозеф открыла было рот, вознамерившись возразить, но тоже не выдержала и рассмеялась.
Доспехи Люсьена сплошь усеивали рубины и бриллианты. Беглецы были сказочно богаты.
А кроме того, легкоузнаваемы и не могли замаскироваться.
Повозка с грохотом катилась сквозь светящуюся тьму; полная луна мерцала в клубах тумана.
– Можем поискать убежища в Бретани, – предложил Люсьен.
– Или заплатить команде какого-нибудь корабля и вернуться домой, на Мартинику.
– Уж лучше я лицом к лицу встречусь с королевской стражей, чем еще раз добровольно взойду на корабль, – заявил Люсьен.
Мари-Жозеф знала: Люсьен понимает, что сесть на корабль, идущий на Мартинику, для них столь же невозможно, сколь бежать в Бретань.
Шерзад подняла голову и раздула ноздри; она выскользнула из объятий Мари-Жозеф, сбросила с себя руку Ива, невзирая на толчки кидаемой из стороны в сторону повозки, подобралась к Люсьену и оперлась на облучок. Высунув язык, она попробовала на вкус ветер, с довольным шипением выдохнув проглоченный воздух. Лошади понеслись стрелой.
– Тише, тише!..
Лошади отфыркивались и сопели, тяжело дыша. Люсьен принялся их успокаивать:
– Нам предстоит еще долгий путь…
Полная луна опустилась, было уже за полночь. С конской упряжи летели хлопья пены.
– Смотрите! – воскликнул Ив.
Далеко позади дорога превратилась в светящуюся реку, быстро несущийся сверкающий поток.
– Это король! – констатировал Люсьен.
– Нам не доехать до моря! – сокрушенно произнес Ив.
– У нас с самого начала было мало шансов туда добраться.
– Мы напрасно пожертвовали жизнью ради безнадежного дела?
– Шерзад, Сена приведет тебя домой, – проговорила Мари-Жозеф, – но ты должна плыть как можно быстрее, изо всех сил и затаиваться под водой всякий раз, когда заслышишь людские голоса, лошадиный топот или лай собак.
Шерзад поняла; она пропела Мари-Жозеф прощальную песнь, положила голову ей на плечо и поцеловала рану на груди. Кровь Мари-Жозеф запятнала русалочью щеку.
Разглядев впереди невысокий холм, Люсьен стал еще настойчивее понукать измученных лошадей. Фонари и факелы преследователей неумолимо приближались, словно светящимся копьем пронзив тьму небольшой низины.
– Люсьен, мы можем где-нибудь укрыться? Съехать с дороги? Тогда они промчатся мимо и нас не заметят.
– Негде спрятаться. Да и луна слишком ярко светит.
Повозка вкатилась на вершину холма. Сквозь мерцающую серую пелену тумана показался изгиб Сены. Шерзад почуяла воду и запела, нетерпеливо и неудержимо. Усталые лошади, испугавшись ее голоса, рванулись вперед с новыми силами. Повозка, подскакивая на ухабах, покатилась вниз по склону холма.
– Потерпи несколько минут, – взмолилась Мари-Жозеф, – всего несколько минут, и ты свободна!
На вершину холма вознеслись сияющие драгоценными камнями всадники. В свете фонарей плясали впереди их тени. Они стремительно неслись по земле, призрачные и грозные. Карусельные отряды его величества мерцающим потоком стекли по склону, набирая скорость, с легкостью преодолевая ухабы и рытвины, неумолимо настигая беглецов.
Повозка скатилась на ровную дорогу и стала продвигаться в тумане по речной долине. Мари-Жозеф показалось, будто они смогут пересечь мост, перегородить или сжечь его, оторваться от кавалерии и спастись.
«Им достаточно будет переправиться через реку вплавь, и они нас нагонят, – трезво рассудила она. – Даже не побоятся погубить в воде свои прекрасные костюмы».
Она обняла Шерзад. Повозка как безумная подпрыгивала на выбоинах, кренясь то влево, то вправо, подлетая на ухабах, когда Люсьен понукал выбившихся из сил лошадей, крича: «Пошли! Вперед! Вперед!» Теперь надо было только добраться до моста: там Шерзад могла спрыгнуть в воду и уплыть от преследователей. До моста оставалось пятьсот шагов, а отряд его величества пока отставал от них на тысячу. Двести шагов до моста. Факелы зашипели, разбрасывая искры; тени карусельных корон, тиар и диадем заплясали, словно грозные демоны.
Пятьдесят шагов. Повозка наскочила на камень, высоко подпрыгнула и обрушилась. Одно колесо разнесло в щепки, и повозка завалилась набок. Ив схватил Мари-Жозеф и Шерзад, боясь, что они выпадут. Ось с пронзительным скрежетом проехала по дороге, оставив глубокую борозду на ухабах. Люсьену удалось дотянуть до моста, но там, где дорога пошла в гору, ось за что-то зацепилась, повозка развернулась и застряла, накренившись меж каменными парапетами.
– Тпру! – Люсьен остановил лошадей.
Одна лошадь споткнулась и упала на колени, другая задрожала, опустив голову между ног. Услышав тревожный крик Шерзад, лошади вздрогнули, но были слишком измучены, чтобы пуститься бегом. Раздался стук копыт: в каких-нибудь пятистах шагах показались всадники его величества.
– Если мы сдадимся, – предположил Ив, – нас, может быть, пощадят.
– Нет! Помоги мне! Шерзад…
Мари-Жозеф соскользнула наземь с накренившегося конца повозки. Люсьен неуклюже спустился с козел. Шерзад забилась и, рыча, упала на камни моста.
Люсьен бросился навстречу преследователям. Сверкнуло лезвие, скрытое в его трости. Он бесстрашно ждал врага.
К нему подскакали причудливые тени карусельных воинов. Из-под копыт взвивалась пыль. В воздухе чувствовались едкие запахи смолы, пота и грязи. Отряд возглавлял его величество; торжественный и великолепный в своем гневе, он осадил коня так близко, что Люсьен острием шпаги коснулся конской груди, а горячее конское дыхание обдало заколыхавшиеся перья его шляпы. К его величеству один за другим подскакали его придворные. Замыкала кавалькаду нубийская охотничья колесница. С нее полился пятнистый поток гепардов, обнаживших клыки и грозно рычавших.
На королевском щите сияло солнце.
– Вы мужественно сражались под моим началом, Люсьен, – промолвил его величество. – Неужели сейчас вы обратите оружие против меня?
Люсьен не мог ответить. Мари-Жозеф и Ив что есть силы тащили русалку на середину моста. Шерзад стонала, предвкушая свободу, и рычала, ощущая близость врагов. Ее раздвоенный хвост скреб о камень.
«Скорее, – мысленно умолял Люсьен, – скорее, пожалуйста. Иначе мне не останется ничего, кроме как…»
С восторженным криком Шерзад спрыгнула в реку.
– Быстрей, быстрей, если тебе дорога жизнь! – крикнула Мари-Жозеф. – Прощай, Шерзад!
Его величество указал на реку. Месье, с рукавами кимоно, вздымающимися и опадающими, словно крылья, стремительно понесся по берегу, за ним ринулся его отряд, а потом и все остальные. Его величество остался наедине с Люсьеном; его свиту составили лишь мальчики – августейшие внуки.
