– Люсьен, любовь моя…
– Простите.
Пошатываясь, он прошел к подветренному лееру, наклонился над бортом, и его вырвало.
– Корабль еще не снялся с якоря! – сказала Мари-Жозеф и принесла ему воды.
Пить он не стал, только умылся.
Заскрежетали якорные канаты, наматываемые на кабестан. Паруса раскрылись и тотчас надулись ветром.
– Уже снялся! – обреченно прошептал Люсьен и снова склонился над бортом.
– Бедняжка, – попыталась утешить его Мари-Жозеф, – вам скоро станет лучше, вы привыкнете…
– Нет, не привыкну, – возразил он.
Корабль едва заметно накренился, и Люсьен простонал:
– Уж лучше оказаться на поле брани… Под дождем… Уж лучше бы меня сбросила лошадь… Пусть я бы даже потерял шпагу… Уж лучше бы его величество оставил меня в Бастилии.
– Как вы можете так говорить!
– Окажите мне услугу, – взмолился он, – оставьте меня одного!
Во время плавания с Мартиники корабль сильно качало, и многих спутников Мари-Жозеф тошнило, но никто из них не испытывал и тысячной доли тех страданий, что стали уделом Люсьена. Галеон медленно шел в тихих прибрежных водах, однако Люсьену делалось все хуже и хуже. Мари-Жозеф не знала, кто внушал ей бо́льшие опасения, Шерзад или он. Король не выказывал к ним сочувствия. Даже когда шлюпка вышла на поиски русалочьих утесов, а корабль стоял на якоре, бросаемый то вверх, то вниз, Людовик терпеливо ждал. Мари-Жозеф уверилась, что он испытывал коварное наслаждение, лишив Люсьена высокого поста и синего жюстокора, ввергнув в опалу и заставив страдать.
Она тщетно уговаривала Шерзад съесть хоть рыбку; она тщетно уговаривала Люсьена выпить хоть чашку бульона.
Под навес ступил капитан. Он поклонился ей и объявил:
– Мое почтение, мамзель, его величество требует вас к себе.
Оказавшись в роскошной королевской каюте, Мари-Жозеф сделала реверанс.
– Ну и где же клад, который вы мне пообещали?
Она решила, что королю нездоровится из-за медленной изматывающей качки, и втайне порадовалась: так ему и надо!
– Ваше величество, Шерзад не может разглядеть океан с палубы. Пожалуйста, освободите ее. Если она расслышит в шуме волн нужные звуки, то покажет мне путь в пещеру.
– Я подумаю, – промолвил его величество.
Говоря так, он иногда действительно обещал поразмыслить, но чаще всего отказывал, не желая формулировать отказ прямо. Переубеждать его было бессмысленно. Мари-Жозеф снова присела в реверансе. Король отвернулся, тем самым давая понять, что аудиенция окончена.
– Ваше величество, – взмолилась она, остановившись у двери, – месье де Кретьен вам здесь совершенно не пригодится! Высадите его на берег, отправьте его в Версаль…
– Где у него столько друзей! – воскликнул его величество. – Он останется здесь, у меня на глазах, пока вы не найдете сокровища.
Мари-Жозеф удалились. Она осознала, что его величество держит мучимого морской болезнью Люсьена в заложниках на корабле, а Ива – в заложниках во дворце, пока ей не удастся обнаружить сокровища и его величество не вернется невредимым в Версаль.
На палубе она отерла Люсьену лицо влажным полотенцем.
– Не хочу, чтобы вы видели меня таким, – признался он.
– Вы видели меня после того, как хирург пустил мне кровь, – возразила Мари-Жозеф. – Если бы я делила с вами только радость и веселье, каким же я тогда была бы другом?
Он попытался улыбнуться:
– Вы – друг, преданный безраздельно.
– И безгранично.
С этими словами она взяла его за руку. Никакими иными ласками они до сих пор не обменивались. «Каково же, – размышляла она, – будет решиться на большее? Мне кажется, мое сердце просто не может биться быстрее», – подумала она.
– А в остальном вам не лучше? – спросила она. – Ваши нестерпимые муки утихли?
– У морской болезни есть одно преимущество.
– И какое же?
– Она позволяет забыть о других страданиях.
К ванне Шерзад подошли стражники, один вооруженный мушкетом, другой – дубиной. За ними следовали матросы, таща сеть и свернутую веревку.
Мари-Жозеф в ужасе вскочила:
– Что вы делаете?! Она находится под защитой его величества!
– Мы и выполняем приказ его величества, мамзель, – пояснил лейтенант. – Прошу вас, отойдите.
– Вы пришли ее освободить?! – воскликнула пораженная Мари-Жозеф, не веря своим глазам. – Только не пугайте ее!
Обращаясь к Шерзад, она запела простенькую, веселую детскую песенку: «Не сопротивляйся, Шерзад, вспомни, как тебя переносили в Большой канал! Король тебя отпускает, он сдержал слово!»
Шерзад повиновалась, хотя и не переставая извиваться. Двое матросов распустили сеть, подняв ее как люльку. Волосы у Шерзад потускнели и сбились колтунами, глаза ввалились, припухлости на лице опали и покрылись выступившими венами. Ее кожа, некогда оттенка красного дерева, побледнела и сделалась серой, раны по-прежнему были воспалены.
Мари-Жозеф двинулась следом за Шерзад. Матросы перенесли ее на нос корабля. Шерзад тихонько жаловалась и напевала, не в силах унять дрожь.
– Прощай!
«Прощай», – пела она, и голос ее то и дело прерывался.
Но вместо того чтобы освободить Шерзад, матросы стянули сеть, обездвижив русалку, связав ей руки, опутав когтистые ступни, не давая пошевелиться. Шерзад пронзительно закричала. Мари-Жозеф, издав протестующий вопль, повисла на сети. Грубые веревочные ячейки ссадили ей кожу.
Мушкетер схватил ее и оттащил, как она ни упиралась и ни билась. В полуобмороке от морской болезни и вынужденного голода, Люсьен, шатаясь, поднялся на ноги и вытащил шпагу из ножен. Он поставил подножку одному из стражников, подбив его тростью, и, нетвердо держась на ногах, зашагал к Мари-Жозеф.
Лейтенант выхватил пистолет и почти приставил к голове Мари-Жозеф.
– Сдавайтесь! – приказал он Люсьену.
Люсьен замер, а потом положил бесполезную шпагу и поднял руки. Матрос швырнул его на палубу. Не в силах поверить, что с ним так обходятся, Люсьен попытался было встать, но тут почувствовал у себя на горле острый клинок абордажной сабли. Мари-Жозеф что есть мочи лягнула лейтенанта по колену. Он с проклятием отбросил ее, и она, отлетев в сторону, ползком двинулась к Шерзад, оглушенная падением.
Тут прямо в руки Мари-Жозеф, подскакивая на досках, покатилась шпага-трость Люсьена. Схватив ее, Мари-Жозеф с усилием поднялась и, стараясь никого не подпускать к себе, стала размахивать шпагой. Мушкетеры отступили со смехом, ведь она даже не заметила наведенного на нее пистолета.
– Сложите оружие или я убью его! – крикнул лейтенант.
