– Сегодня вечером он гладко выбрит, да и парик на нем весьма элегантный.
– Может быть, кто-то объяснил ему с глазу на глаз, – робко предположила Мари-Жозеф, – что незачем следовать офицерским обычаям?
– Почему же? – тоже вполголоса откликнулась мадам. – Не хочу сказать, что его величество позволил бы любому офицеру явиться ко двору прямо с поля брани, в пыльных сапогах и в подвязанном парике. Но полагаю, он не стал бы упрекать в этом месье де Кретьена.
– Граф Люсьен участвовал в сражении?
– Не просто участвовал, а, как и всякий молодой аристократ, заслуживший благосклонность его величества, командовал полком – прошлым летом в битве при Стенкирке, а несколько недель тому назад – при Неервиндене
[10]. Он проскакал целую ночь, чтобы вовремя добраться до Версаля и сопровождать его величество в Гавр.
Мари-Жозеф взглянула на графа Люсьена другими глазами, увидев в нем офицера, вооруженного шпагой, а не тростью. Мадам де ла Фер что-то произнесла. Он восхищенно рассмеялся. Дама улыбнулась в ответ, отвела от лица веер, и на щеках ее обнажились глубокие оспенные рубцы.
Граф Люсьен отпил глоток вина. Мари-Жозеф испугалась, что он обернется, заметит ее, побледневшую от стыда, и тотчас же прочитает ее мысли, но он не обернулся. В отличие от Лоррена, месье или Шартра, он всегда сосредоточивал внимание на собеседнике, сейчас был полностью поглощен разговором с мадам де ла Фер и не стрелял глазами по сторонам в поисках развлечения повеселее, случая возвыситься или прелестницы с безупречно гладкой кожей.
– Неужели вы думали, – спросила мадам, – что он не принимал участия в кампании?
– Признаюсь, мадам, именно так, – сказала Мари-Жозеф, – или даже совсем не думала, а просто предположила и приняла без доказательств. – Она попыталась улыбнуться. – Мой брат подверг бы мои методы жестокой критике. Во время эксперимента они бы не оправдали себя.
– Храбр месье де Кретьен или безрассуден? Я умоляю сына избегать безрассудства, но отдала бы все на свете, чтобы его сочли храбрым. И он действительно храбр. Шартр с твердостью, как подобает воину, перенес ранение. Рана его была не особенно тяжкой, но даже такая способна лишить нас близкого человека, дай только волю докторам.
– Месье де Шартр очень храбр, – с готовностью согласилась Мари-Жозеф. – Уверена, что нога его к зиме будет как новенькая.
– Нога?
– Разве вы не сказали, что он был ранен в ногу?
– Нет, в руку. Одной мушкетной пулей в клочья изодрало полу его платья, а другой… – Мадам вытянула руку и коснулась собственного плеча, словно испытывая боль от одной мысли о страданиях сына. – Он сам извлек пулю, а месье де Кретьен перевязал ему рану. Она затянулась быстро и не воспалилась, так что теперь я готова простить графу его многочисленные недостатки.
– И что же это за недостатки, мадам?
Вместо ответа мадам выразительно указала подбородком в сторону графа. К мадам де ла Фер присоединились прекрасные мадемуазель де Валентинуа и мадемуазель д’Арманьяк, соперничавшие за место первой придворной красавицы, и вот уже все три дамы вовлекли графа Люсьена в разговор. Они кокетничали самым возмутительным образом.
– Мадемуазель Прошлая, мадам Настоящая и мадемуазель Будущая, – перечислила мадам. – Впрочем, мадемуазель Будущая совершенно безмозглая, она быстро ему наскучит. Но есть и более существенный недостаток – его религиозные взгляды.
– Его религиозные взгляды? Мадам, вы хотите сказать, – Мари-Жозеф понизила голос, – что он еретик?
– Неужели король будет держать в советниках протестанта? Конечно нет. Он атеист.
Мари-Жозеф не могла в это поверить. Она робко улыбнулась, ожидая, что мадам рассмеется и уверит ее, что пошутила. Но мадам как ни в чем не бывало продолжала:
– А потом они вернулись к своим полкам. Нет, в ногу ранили не Шартра, а месье де Кретьена.
«Слава богу, – думала Мари-Жозеф, – мадам не подозревает, что я все перепутала: мне ведь казалось, что Шартр хромает, потому что был ранен, а граф Люсьен хром от рождения»
– После ранения Шартр мог бы вернуться ко двору, но, разумеется, не захотел. Да и Кретьен не захотел. Мужчины для меня загадка, душенька.
– Да, мадам.
– Поэтому я не могу ответить на ваш вопрос, – заключила мадам. – Ни одна женщина со времен Жанны д’Арк не знала разницы между храбростью и безрассудством на поле брани. А вспомните только, как она кончила!
Мари-Жозеф пробиралась меж стайками придворных, едва держась на ногах от изнеможения, ослепляемая светом свечей и сиянием золота и драгоценностей. По поручению мадам она искала Лотту.
Игорный салон наполняли клубы табачного дыма, оглушали взрывы отчаянного смеха. По столам передвигали туда-сюда золотые монеты и фишки. Игроки либо изо всех сил сжимали карты в руках, словно пытаясь выдавить из них еще одного короля и королеву, либо с трудом держали их в усталых пальцах, небрежно откинувшись на спинки стульев.
– Черт бы тебя побрал! – Мадам Люцифер хлопнула картами по столу. – Чтоб тебя! Разрази тебя гром!
Месье де Сен-Симон, невзрачный молодой человек, на которого никто не обратил бы внимания, не будь он герцогом и пэром Франции, подвинул к себе выигрыш:
– Мадам, умоляю, пощадите чувства святого отца!
Позади мадам де Шартр стоял Ив. Она снова выругалась и подняла на него глаза.
– Бедный отец Ив! – протянула она. – Что же, мы все прокляты?
– Матросы научили меня пропускать брань мимо ушей, мадам.
– Из меня получился бы неплохой матрос, – заметила мадам Люцифер.
Игроки рассмеялись, за исключением Сен-Симона.
Мари-Жозеф проскользнула в Салон Марса. Камерный оркестр исполнял тихую, размеренную музыку, столь любимую при дворе его величества, олицетворявшую роскошь, от которой высокомерная Франция не готова была отказаться даже перед лицом войны и неурожая.
В приоконной нише мерцало новое сизо-серое платье Лотты, лишь отчасти скрытое занавесями. Мари-Жозеф поспешила было к ней, но в последнее мгновение остановилась. Лотта была не одна. Герцог Шарль склонялся к ней, что-то нашептывая ей на ушко, и Лотта заразительно смеялась. Она сияла от радости, словно освещая их укромный уголок.
«Уверена, мадам не одобрила бы такого поведения, – подумала Мари-Жозеф, – и все же что дурного в беседе? Однако я не должна поставить подругу в неловкое положение».
Она подошла поближе к неплотно задернутым занавесям:
