Земная женщина была первой, кому она осмелилась поверить, с тех пор как ее пленили, первой, кто оказался достаточно проницательным и сумел ее понять. Русалка решилась доверять ей, у нее не было выбора.
Она лежала не шелохнувшись, окруженная золотистым свечением.
Русалка медленно покачивалась на дне бассейна, лежа на спине и уставившись в пустоту широко раскрытыми невидящими глазами. Длинные зеленые волосы колебались вокруг нее в толще воды. Под водой она словно хватала ртом воздух.
Прибыл король.
Мари-Жозеф встала и присела в реверансе. Граф Люсьен, Ив и члены Академии поклонились. Его величество с трудом поднялся с кресла-каталки. Подагра совершенно его искалечила; вставая, он одной рукой обхватил Лоррена, а другой опирался на плечо графа Люсьена. За ним, пожирая Лоррена глазами, нес королевскую трость месье. Вместе с королевской свитой в шатер, неловко шаркая, притащился и месье Бурсен, явно ощущавший себя не в своей тарелке. Белое кружево воротника и манжет подчеркивало его выпирающий кадык, тонкие запястья и костлявые, как у скелета, кисти. Он принес с собою какую-то старую книгу.
– Она не умерла? – пробормотал он. – Если мясо испортилось, я погиб. Если она умерла, я наложу на себя руки! Она уже вчера была в меру жирной, вот вчера и надо было ее зарезать!
Граф Люсьен подал знак слесарю, попытавшемуся было робко приступить к замку с напильником. Раздался металлический скрежет.
Его величество с усилием дошел до клетки и заглянул внутрь:
– Вы что, убили мою русалку, мадемуазель де ла Круа?
– Нет, ваше величество, – ответила Мари-Жозеф столь же невозмутимо.
– Она утопилась? – Он повысил голос, стараясь перекричать лязг напильника. На помост полетели металлические стружки.
– Нет, ваше величество.
Граф Люсьен тронул слесаря за плечо, и тот почтительно подождал, пока его величество не договорит.
– И чем же она занята?
Слесарь вновь атаковал замок.
– Она дышит под водой, сир.
Слесарь замер.
– И зачем она это делает?
И снова набросился на замок.
– Потому что я просила ее об этом.
На сей раз у слесаря достало сообразительности надолго застыть с напильником в руке, но потом он удвоил усилия в борьбе с замком.
– Вы недурно ее выдрессировали.
– Я никогда не дрессировала ее, сир.
– Она слушалась тебя, – вставил Ив, – как собака.
– Она демонстрирует функции уникальной доли своего легкого. Это не… – Она запнулась, но решила сохранить ложную тайну. – Она позволяет ей дышать под водой, и только.
– А откуда вам известна истинная функция сего органа?
– Морская женщина сама сказала мне об этом, ваше величество.
Лоррен отрывисто и грубо расхохотался, но, благоразумно спохватившись, тотчас умолк. Слесарь прервал работу, снова налег на напильник и опять остановился.
– Морская женщина? – воскликнул его величество. – Вы хотите сказать, что русалка умеет говорить?
– Хватит, Мари-Жозеф! Я запрещаю тебе…
Как и слесарь, Ив замолчал, стоило его величеству поднять руку.
– Отвечайте, мадемуазель де ла Круа.
– Да, ваше величество. Я понимаю ее. Она понимает меня.
Слесарь вновь набросился на замок.
– Она не бессловесная тварь. Она умеет говорить, она наделена разумом. Она – женщина, она такой же человек, как и я, как все мы.
– Ваше величество, пожалуйста, простите мою сестру, вся вина лежит на мне, это я позволил ей сверх меры заниматься науками, и она переутомилась…
– Она пробудится и всплывет на поверхность?
– Она выполнит любое ваше повеление, ваше величество, – сказала Мари-Жозеф, – и я тоже.
– Перестаньте шуметь!
Слесарь отскочил от решетки и, пятясь и кланяясь, исчез.
– Мадемуазель де ла Круа, – произнес его величество, – будьте любезны, отоприте дверцу.
Она спустилась по ступенькам, вставила ключ в скважину и повернула. Замок открылся, дверца распахнулась.
Поддерживаемый Лорреном и графом Люсьеном, его величество двинулся к краю фонтана.
– Она меня понимает. Я сейчас покажу вам.
Мари-Жозеф спустилась по ступенькам на помост и шлепнула по воде рукой:
– Морская женщина! Его величество повелевает тебе вернуться!
Она пропела имя русалки.
Русалка лениво потянулась. Открыла глаза. Резко и сильно взмахнув хвостом, она взмыла сквозь водяную толщу. Взлетев на поверхность, она закашлялась и извергла из легких огромную массу воды. Она судорожно схватила ртом воздух, выдохнула и снова принялась ловить ртом воздух. Припухлости у нее на лбу и на щеках то увеличивались, то опадали, обезображивая лицо.
– Она жива! – прошептал месье Бурсен.
– Что же она такое, мадемуазель де ла Круа, – вопросил его величество, – если не бессловесная тварь?
– Она женщина, разумная женщина…
– Она не умнее попугая, – вставил Ив.
– Это воплощение безобразия вы называете женщиной?
– Посмотрите на череп водяного, ее покойного возлюбленного, сир. Посмотрите на его кости, на его руки. Послушайте пение русалки, и я переведу вам, что она говорит.
– Водяной нисколько не похож на человека, – настаивал Ив. – Взгляните на его ужасное лицо, на суставы его ног, на сокрытые половые органы – прошу простить меня за то, что упоминаю такие подробности, ваше величество.
– Собака, попугай, неразумная тварь! – воскликнул его величество. – Но уж никак не женщина!
С этими словами он отвернулся.
Неудача потрясла Мари-Жозеф, холодом сковав сердце и мучительно перехватив горло, словно она упала в воду русалочьей темницы. Русалка, все это время плававшая взад-вперед у ее ног, поняв, что король не дарует ей жизнь, пронзительно вскрикнула и зашипела.
– Месье Бурсен, пожалуйста, сообщите нам, что вы намерены с нею делать, – повелел король.
– Ваше величество, я обнаружил то, что идеально соответствует случаю! – Месье Бурсен зашел в клетку к его величеству, открыл старенькую потрепанную книжку и почтительно показал королю какой-то рисунок.
– Великолепно, господин Бурсен! Я весьма доволен.
– Будьте любезны, бросьте ей рыбу, мадемуазель де ла Круа, пусть она выпрыгнет из воды, чтобы я мог оценить степень ее упитанности!
Месье Бурсен жадно воззрился на русалку; Мари-Жозеф, не веря своим глазам, воззрилась на месье Бурсена и короля.
Русалка обдала их брызгами, сильно ударив по воде перепончатыми пальцами ног.