– Нам нужны любые хорошие новости, какие только возможно, – сказал он мне в тот день, когда я помогал ему в автомастерской. – Твоя мама больше всего на свете хочет знать, что тебя ждет светлое будущее.
Мама хочет, чтобы мы были счастливы, подумал я тогда и теперь, когда он раскладывал веером на столе мое будущее.
– Ну? – подбадривал папа. – Какое хочешь открыть первым? Предлагаю оставить Алабаму напоследок.
– Хорошо, – ответил я, слабо улыбнувшись.
Пока подавали заявления в колледж, мы обсудили, какой лучше всего подходит для моих карьерных перспектив, и Университет Алабамы вышел на первое место. Ну а как иначе. Это была папина альма-матер. Благодаря мне он получал второй шанс на ту жизнь, о которой мечтал. Его волнение немного разбило мне сердце.
– Я надеюсь, джентльмены, – сказала мама, – что вы подумаете о реальном образовании Ривера, когда будете принимать окончательное решение.
– Конечно, – заверил ее папа, разрывая конверт, как ребенок на Рождество. – В Алабаме выдающаяся академическая программа.
– Хорошо. Наш сын слишком умен, чтобы ограничиваться футбольным полем. – Она повернулась ко мне. – Как думаешь, дорогой, какая специализация тебе больше по душе?
Желудок скрутило от всех этих разговоров о моем будущем, которое мама уже не застанет.
– Не уверен. Может быть, английская литература. Или машиностроение. Или и то и другое.
Папа скорчил гримасу.
– Можешь специализироваться хоть на подводном лозоплетении, но НФЛ все равно тебя найдет и будет умолять к ним присоединиться.
Мама бросила на него взгляд.
– Джерри…
– Хорошо, хорошо, ты права. Образование первостепенно. – Он подмигнул мне.
– Вот именно, – настаивала мама. – Твой мозг, Ривер, важнее ведущей руки.
– Иными словами, она хочет сказать, что ты задрот, – выдала Амелия, возвращаясь с кухни и плюхаясь на стул рядом со мной.
– Амелия! – воскликнула мама, сдерживая смех. – Ривер не задрот.
– Верно. – Она помахала передо мной конвертом. – А в университете для качков в курсе, что в тебе скрывается жуткий ботаник?
Я выхватил конверт у нее из рук и легонько шлепнул ее по макушке.
– Это не тайна.
Она рассмеялась, и смех сгладил ее резкость по отношению ко всему миру, которую она пыталась выработать с тех пор, как маме поставили диагноз. Маленькие теплые моменты, подобные этим, обрывки нормальной жизни всегда ослабляли ее защиту. Глаза Амелии внезапно наполнились слезами, удивив даже ее саму. Она встала и пробормотала что-то о домашнем задании.
Мама протянула руку и поймала ее за запястье.
– Эй. Ты в порядке?
Моя сестра быстро кивнула.
– Люблю тебя.
Амелия наклонилась и поцеловала маму в ее шарф.
– Люблю тебя, – прерывисто произнесла она и, отвернувшись, поспешила наверх.
– Ну, – сказал папа в наступившей тишине. – Не обязательно делать это прямо сейчас.
Мама слегка улыбнулась.
– Нет времени лучше настоящего.
Мы с папой переглянулись. Она была права. Нет времени лучше настоящего, потому что это все, что у нее осталось.
Когда я на следующее утро потащился в кампус, ученики сбились в группки, перешептываясь и что-то бормоча, девушки хихикали, прикрываясь ладошками. Я проследил за их горящими взглядами на Миллера Стрэттона, Ронана Венца и Холдена. Эта троица составляла странную группу; Эвелин Гонсалес назвала их Пропащими Ребятами. Название прижилось, в основном из-за того старого фильма о вампирах, действие которого происходило в Санта-Крузе.
Вампир Холден…
День был теплым, так как дело шло к весне, но он выглядел по-зимнему безупречно в черных джинсах, белой рубашке и сером твидовом пальто. Каждый дюйм его кожи был скрыт под одеждой, кроме головы и рук.
Но я видел все.
И от этой мысли кровь сразу же устремилась на юг. Прошли месяцы, а я все еще не мог его забыть. Неважно, сколько дней прошло без единого слова от него или сколько ночей я провел, цепляясь за воспоминания, они всегда вызывали больше эмоций, чем хотелось бы. Больше чувства одиночества, больше желания, больше тоски по нему. Я пересек двор, пока Холден разговаривал и смеялся со своими друзьями, никаких следов той ужасной рождественской ночи, когда я обнаружил его в полном хаосе на полу. Если он и думал обо мне так же часто, как я о нем, а именно каждую вторую минуту, то виду не подавал.
К Пропащим Ребятам приблизилась Эвелин Гонсалес и увела Миллера.
Холден приложил ладони рупором ко рту и крикнул им вслед:
– Ты тоже слышала о его волшебном члене? Почему я узнаю об этом последним?
Миллер показал ему средний палец, и Холден хихикнул, толкнув Ронана локтем. Наши взгляды пересеклись, и его резкие черты смягчились. Он смотрел, как я шел по двору, с тем же голодом и тоской в глазах, которые я каждый день видел в собственном отражении.
Может быть, у него еще что-то ко мне осталось…
Реальность ударила меня по лицу, когда я врезался прямо в Донти Уэзерли.
– Эй, эй! – произнес он, смеясь, переводя взгляд с Холдена на меня. – Осторожнее, парень.
– Ой, извини, – быстро сказал я. – У тебя дальше биология, да? У меня химия. Прогуляюсь с тобой.
– Да, конечно, – непринужденно отозвался Донти с легкой улыбкой на губах. – Мне показалось, или ты пялился на Пэриша?
Черт.
У меня пересохло в горле.
– И что ты хочешь этим сказать?
– Ты. Пэриш. Похоже, вы двое достигли взаимопонимания.
Черт, черт, черт…
– Взаимопонимание, – усмехнулся я, сердце отчаянно колотилось в груди. – У тебя богатое воображение.
– Ты в этом уверен?
– Да, я уверен.
– Ммм, интересно.
Я остановился.
– Ты хочешь мне что-то сказать?
Смеющиеся карие глаза Донти внезапно похолодели.
– Я собирался спросить тебя о том же.
По венам разлился адреналин, и меня бросило в жар.
Дерьмо, приплыли. Спустя столько времени.
Меня охватил неприкрытый страх, смешанный с облегчением оттого, что этот момент наконец настал. Что моя фальшивая жизнь вот-вот рухнет из-за неосторожного взгляда. Я балансировал на краю, борясь за равновесие, в то время как часть меня надеялась, что Донти толкнет меня вниз.
Он засунул руки в карманы форменной куртки и покачивался на пятках в своих Air Jordans.
